С тех пор как Камиль почти три года назад вернулся к работе, он брал себе стажеров без всякого разбора — это был настоящий подарок для руководителей служб, которые не хотели особенно себя утруждать. Что до него самого, он не хотел создавать постоянную команду после того, как распалась прежняя.
Он покосился на Александра. Этому типу подошло бы любое другое имя, только не такое величественное. Но в любом случае он достаточно велик, чтобы превосходить Камиля на четыре головы — что, впрочем, совсем несложно… К тому же он рванул с места, не дожидаясь приказа, что свидетельствовало о бодрости и хорошей реакции.
Машина летела стрелой — видно было, что Александр любит и умеет водить. Даже GPS-навигатор, казалось, с трудом успевает опередить его, и то на какие-то доли секунды. Он явно хотел произвести впечатление на шефа. Выла сирена, машина оставляла позади улицы, перекрестки, бульвары, ноги Камиля болтались в двадцати сантиметрах над полом, правая рука сжимала ремень безопасности. Не прошло и пятнадцати минут, как они прибыли на место. Было полдесятого вечера. Не слишком поздно, однако Париж уже выглядел спящим и мирным — совсем не похожим на город, где похищают женщин. «Женщина, — сказал свидетель, вызвавший полицию. Он впал в шок и явно не собирался оттуда выходить. — Ее похитили прямо у меня на глазах!» Что ж, такое и в самом деле увидишь не каждый день.
— Останови здесь, — сказал Камиль.
Он вышел из машины, поправил шляпу. Водитель поехал дальше. Полицейское ограждение виднелось примерно в пятидесяти метрах впереди. Это расстояние Камиль прошел пешком. Когда хватало времени, он всегда предпочитал сначала посмотреть на место преступления издалека. Таков был его метод. Первый взгляд мог принести большую пользу, поскольку был панорамным, тогда как после уже возникали отдельные детали, разрозненные факты, они без конца множились, не оставляя возможности отойти и посмотреть на общую картину. Такова была официальная причина, которую Камиль привел сам себе, чтобы выйти из машины за сто метров от того места, где его ждали. Другая, истинная, заключалась в том, что он просто не хотел туда идти.
Приближаясь к полицейским машинам, чьи включенные мигалки бросали резкие всполохи на фасады домов, он пытался понять, что ему предстоит.
Его сердце неровно, лихорадочно колотилось.
Ему и вправду было физически плохо. Он отдал бы десять лет жизни за то, чтобы оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.
Но как ни старался Камиль идти помедленнее, наконец он все же оказался у цели.
Произошло почти то же самое, что и в тот раз, четыре года назад. Улица, на которой он тогда жил, немного напоминала эту. Ирэн не оказалось дома. Она должна была со дня на день родить — они уже знали, что мальчика, — и ее, скорее всего, отвезли в роддом. Камиль метался по городу, сбивался с ног, искал, — чего только он не сделал в ту ночь, чтобы ее найти… Он выбился из сил, но все оказалось напрасным. А потом она умерла… Его жизнь превратилась в кошмар в один миг, очень похожий на этот. Поэтому сейчас у него неровно колотилось сердце и шумело в ушах. Чувство вины, которое он считал угасшим, вернулось вновь. Он испытывал усиливающуюся тошноту. Внутренние голоса спорили между собой: один побуждал к бегству, другой — к противостоянию. Грудь сдавливало, как в тисках. Камилю показалось, что еще немного — и он упадет. Но вместо этого он слегка отодвинул заградительный барьер, чтобы зайти внутрь охраняемого периметра. Стоявший в оцеплении полицейский, не приближаясь, слегка махнул ему рукой в знак приветствия. Если с майором Верховеном были лично знакомы не все сотрудники полиции, то, по крайней мере, заочно его знали все. Еще бы, он стал почти легендой — и неудивительно, при таком-то росте… и с такой-то историей…
— Ах, это вы?
— Ты разочарован…
Луи тут же бурно замахал руками, точно крыльями:
— Нет-нет-нет, вовсе нет!
Камиль улыбнулся. Все же он по-прежнему достаточно силен, чтобы не слететь с тормозов. Луи Мариани долгое время был его помощником, и Камиль знал его как облупленного.
Вначале, после убийства Ирэн, Луи часто навещал его в клинике. Камиль был не слишком расположен к разговорам. Рисование, которое раньше было для него чем-то вроде хобби, теперь стало его основным и, пожалуй, единственным занятием, которому он предавался целыми днями. Груды законченных рисунков, эскизов, набросков заполоняли его палату, которой, впрочем, он совсем не пытался придать некие индивидуальные черты. Луи ненадолго вытаскивал его в парк, и они прохаживались по дорожкам: один смотрел на кроны деревьев, другой — себе под ноги. Оба молча сообщали друг другу сотни вещей, но это все же не могло в полной мере заменить слов, которых они не находили. А потом однажды Камиль без обиняков сказал, что предпочитает быть один и не хочет затягивать Луи в свою депрессию. «Это не слишком интересно — смотреть на грустного полицейского». Такое неожиданное и резкое расставание причинило боль им обоим. Потом прошло время, какие-то вещи стали понемногу налаживаться — но было уже поздно. Траур закончился, осталось чувство опустошенности.
Они не виделись довольно долго, лишь иногда пересекались на официальных совещаниях, брифингах и тому подобных мероприятиях. Луи не сильно изменился. Есть такие люди, что и в старости молодо выглядят. И, как всегда, он был элегантен. Однажды Камиль сказал ему: «Даже в свадебном костюме рядом с тобой я буду казаться бомжом». Стоит добавить, что Луи богат, весьма богат. Размеры его состояния, так же как точный вес Ле-Гуэна, никому не были известны, но все знали, что оно велико и наверняка постоянно растет. Луи мог бы спокойно жить на ренту, не только он сам, но и следующие четыре-пять поколений его семьи были обеспечены до конца своих дней, — но вместо этого он служил в уголовке. К тому же он получил прекрасное образование, не имеющее никакой практической пользы, но сделавшее его человеком высочайшей культуры — Камилю ни разу не случалось уличить его в невежестве. Поистине он был достопримечательностью, этот Луи.
Он улыбнулся — ему было приятно и одновременно забавно встретить Камиля вот так, без всяких предуведомлений.
— Это вон там, — сказал он, небрежным жестом указывая на ограждение.
Камиль быстрым шагом направился за молодым человеком. Впрочем, не таким уж молодым…
— Сколько тебе лет, Луи?
Тот обернулся.
— Тридцать четыре, а что?
— Нет, ничего.
Тут Камиль осознал, что находится в двух шагах от музея Бурделя. Он явственно представил лицо статуи «Геракл-лучник». Победа героя над мифическими чудовищами… Камиль никогда не занимался скульптурой, ему недоставало для этого физической силы, и уже очень давно не писал картин, однако продолжал делать рисунки и наброски, даже излечившись от долгой депрессии — это было сильнее его, это стало частью его существования, он больше не расставался с карандашом; таков отныне был его способ смотреть на мир.
— Ты знаешь статую «Геракл-лучник» в музее Бурделя? — спросил он у Луи.