Наконец она смогла справиться с раздирающими ее противоречивыми чувствами, в последний раз всхлипнула, шмыгнула носом, запахнула халат, налила большой бокал красного вина и вывалила на тарелку все вперемешку — мороженое, заячий паштет, бисквиты…
Она ела, ела, ела. Наконец в изнеможении откинулась на спинку дивана. Потом налила себе щедрую порцию «Бейлиса». Сделала последнее усилие, чтобы принести из холодильника лед. Сил почти не было, но общее самочувствие стало гораздо лучше. Эйфория улеглась, однако не исчезла полностью, сделавшись чем-то вроде фонового состояния.
Перед тем как снова провалиться в сон, она взглянула на часы. Всего десять вечера.
Отработанное масло, краска, бензин — сложно разобраться во всем многообразии запахов, щедро пропитавших это место. Свою лепту вносил и густой ванильный аромат духов мадам Гаттеньо. Ей, наверное, лет пятьдесят. Увидев входящих в гараж полицейских, она тут же вышла из своего кабинета за прозрачной стеклянной перегородкой, и ученик мастера, который шел впереди них, показывая дорогу, мгновенно исчез, словно щенок, опасающийся нагоняя от хозяина.
— Я по поводу вашего мужа… — начал Камиль.
— Какого мужа?
Этот вопрос задал тон всему дальнейшему разговору.
Камиль слегка дернул подбородком, словно воротник рубашки внезапно стал ему тесен, и, машинально потерев шею, закатил глаза. Он спрашивал себя, как бы получше выпутаться из неожиданной ситуации, поскольку владелица гаража, скрестив руки на груди поверх цветастого платья, явно собиралась в случае необходимости встать живой стеной на защиту… а, кстати, чего именно?
— Я имею в виду Бернара Гаттеньо, — наконец ответил он.
Такой ответ, судя по всему, стал для нее сюрпризом — ее руки слегка расслабились, рот удивленно приоткрылся. Кажется, она ожидала услышать другое имя. О покойном муже она не думала. Впрочем, неудивительно — в прошлом году она повторно вышла замуж за первостатейного раздолбая, однако лучшего механика гаража, вдобавок младше ее, и ныне звалась мадам Жорис. Последствия для нее были самыми плачевными. После свадьбы тот окончательно забросил работу и целыми днями пропадал в бистро, пользуясь полной безнаказанностью. А у нее голова шла кругом от старых и новых проблем. Вот уж вляпалась!..
— С этим автосервисом столько мороки… ну, вы понимаете… И все на мне!.. — со вздохом добавила она.
Камиль понимал. Большой гараж, три-четыре мастерских, два помощника, семь или восемь автомобилей с поднятыми капотами и медленно вращающимися моторами, на подъемной платформе — бело-розовый лимузин с открытым верхом, в стиле Элвиса Пресли — интересно, откуда такой взялся в Этампе?.. Один из механиков, широкоплечий здоровяк средних лет, вытирая руки грязной тряпкой, подошел и спросил, угрожающе выставив челюсть, не может ли он чем-то помочь. Затем бросил вопросительный взгляд на хозяйку. Если Жорис загнется от цирроза печени, мельком подумал Камиль, святу месту не быть пусту. Бицепсы механика еще красноречивее, чем выражение его лица, говорили о том, что полиция ему не страшна. Камиль кивнул.
— И дети тоже… — произнесла мадам Жорис, продолжая тему.
Возможно, именно из-за них она второй раз вышла замуж, так быстро и так неудачно, — чтобы их защитить. Отсюда и защитный жест в начале разговора, и косвенная попытка оправдаться за свое опрометчивое решение, прозвучавшая в последних словах.
Камиль отошел в сторону, предоставив дальнейшие переговоры Луи. Он осмотрел три автомобиля, стоявшие справа и предназначенные для продажи, — цена была указана на лобовом стекле. Затем подошел к мини-офису мадам Жорис, все стены которого были стеклянными — очевидно, чтобы наблюдать за работой подчиненных, одновременно занимаясь своими делами. Он использовал классическую тактику — один из полицейских расспрашивает свидетеля, другой осматривает место, пытаясь что-то унюхать. Но на сей раз этот старый проверенный метод дал осечку.
— Что вы ищете?
Голос звучал резко, несмотря на желание казаться нейтральным, — интонация человека, защищающего свою территорию, даже если формально она ему не принадлежит. Ну или пока не принадлежит… Камиль обернулся. Его взгляд оказался на уровне груди этого мускулистого работяги. Тот был выше на три головы как минимум. Не говоря уж о мышечной массе… Механик продолжал вытирать руки тряпкой, как бармен. Камиль поднял глаза:
— Тюрьма Флери-Мерожис? — Тряпка замерла в руках гиганта. Камиль указал пальцем на татуировки, густо покрывавшие его предплечья: — Кажется, такие там делали в девяностых? И сколько ты отсидел?
— От звонка до звонка, — пробурчал механик.
— Стало быть, тебе не нужно учиться терпению. — Обернувшись, Камиль кивнул в сторону хозяйки, которая разговаривала с Луи, и добавил: — Потому что этот тур ты пропустил, а следующий когда еще будет.
Луи как раз вынул из папки портрет Натали Гранже. Камиль приблизился. Глаза мадам Жорис расширились, она едва не задохнулась, узнав любовницу своего первого мужа. Да, это Леа. «Типичное имя для шлюхи, вам не кажется?» Камиля этот вопрос привел в замешательство, Луи вежливо кивнул. Спросил, как фамилия этой Леа. Мадам Жорис не знала. Леа, и все. Она видела эту девицу всего пару раз, но очень хорошо все помнит, «как будто это было вчера». По ее словам, тогда Леа была гораздо толще. На рисунке, сказала мадам Жорис, она даже миленькая, но на самом деле — жирная телка «воо-от с такими сиськами». Камиль мельком подумал, что «большие сиськи» — вещь относительная, в данном случае уж точно, если учесть, что у мадам Жорис грудь почти плоская. Очевидно, владелица автосервиса так напирала на эту деталь потому, что видела в ней главную причину краха своего первого брака.
История, более-менее воссозданная на основе свидетельств, оказалась настолько банальной, что это даже настораживало. Где Бернар Гаттеньо познакомился с Натали Гранже? Никто не знал. Даже те опрошенные Луи механики, которые работали здесь два года назад. «Симпатичная девчонка», — сказал один из них. Он видел ее однажды, когда она ждала патрона в машине, на углу улицы. Но, поскольку это случилось всего один раз и то мельком, он не вполне уверен, что на портрете именно она. Зато о машине он помнил все — марку, цвет, год выпуска (ну а как иначе, он же автомеханик!). М-да, негусто… Другой вспомнил, что у девушки были карие глаза. Этому человеку совсем немного оставалось до пенсии, и такие вещи, как «большие сиськи» или там «классные задницы», его уже не волновали, на глаза он обращал больше внимания. Но и он не мог подтвердить на сто процентов, что на портрете именно она. «Ну и какой смысл быть наблюдательным, если памяти нет?» — подумал Камиль.
Итак, насчет знакомства никто ничего не знал. Зато все сходились в одном: дальше события разворачивались стремительно. Прошло совсем немного времени — и патрон уже ходил сам не свой.
— Уж понятно, за что она его подцепила, — хмыкнул еще один механик, впрочем без особого осуждения в адрес бывшего патрона.
Гаттеньо стал часто отлучаться из гаража. Мадам Жорис призналась, что однажды проследила за супругом — тогда-то и увидела его пассию. Разумеется, она пришла в бешенство, главным образом из-за детей. В тот вечер муж не вернулся домой, пришел только на следующий день, порядком сконфуженный, а потом Леа заявилась за ним сама. «В мой дом!» — бушевала мадам Жорис. Даже сейчас, два года спустя, ее все еще душил гнев. Муж увидел гостью из окна кухни. Детей в тот момент дома не было («очень некстати, потому что это могло бы его остановить»). И вот он оказался меж двух огней: с одной стороны жена, с другой, у садовой калитки, — «эта шлюха», Натали Гранже, она же Леа, у которой, похоже, и впрямь уже устоявшаяся репутация. Словом, глава семьи стоял на распутье, но колебался он недолго. Схватил свой бумажник, куртку и был таков. В понедельник его нашла мертвым в номере отеля «Формула-1» горничная, которая пришла делать уборку. В отельчиках такого рода нет ни ресепшена, ни дежурного администратора, прочий персонал всячески старается не мозолить глаза — клиенты просто расплачиваются кредиткой. Так сделал и месье Гаттеньо. Никаких следов Леа не обнаружилось. На опознании в морге вдова с трудом узнала супруга — ей не позволили взглянуть на нижнюю часть лица, да там и не на что было особо смотреть. Вскрытие не показало никаких следов насилия. Выходило, что человек просто улегся на кровать, полностью одетый («Прямо в ботинках!») — и проглотил пол-литра кислоты («Той, которую используют в аккумуляторах»).