— Да, я вижу, что на некоторых отпуск может сказываться отрицательно, — сухо заметил Рафферти.
— Я перестала называть это отпуском с того самого момента, когда узнала, что моя подруга погибла! — резко парировала Мэри. — И, к твоему сведению, я целый день работала, пытаясь привести дом в порядок. Конечно, нельзя сравнивать мои труды с выпасом коров или чем ты там занимался, но для меня подобное занятие — нелегкий труд.
Какое-то время Джей Ди молча смотрел на Мэри, а потом двинулся в направлении конюшни. Мэри мгновенно захотелось его вернуть. Она тут же уверила себя, что это желание не относится персонально к Рафферти — просто ей нужна была компания. Обычно Мэри не находилась столько времени в одиночестве, Даже беседа с Рафферти казалась ей предпочтительнее потока мыслей и чувств, весь день одолевавших ее.
— Эй, подожди! — пытаясь догнать Джея Ди, приказала она. — Хочешь пива?
— Что? — спросил Рафферти и обернулся. — Опять пытаешься потчевать меня пойлом, Мэри Ли? — Он улыбнулся своей медлительной сардонической улыбкой, в глазах его загорелся хищный мужской огонек. — Я уже говорил тебе, что в этом нет необходимости. — Низкий голос Джея Ди наждаком царапнул нервы Мэри. — Только скажи слово, и сегодня ночью я смогу проскакать на чем-то более мягком, чем лошадиное седло.
Мэри отступила на полшага и постаралась изобразить на лице досаду: — Только во сне, Рафферти. Я предложила тебе пиво, а не свое тело.
Джей Ди гнусно хихикнул. Подойдя к Мэри, он положил руку ей на плечо и большим пальцем нащупал жилку пульса на шее, над ключицей.
— Мэри Ли, у тебя учащается пульс, — пробормотал Джей Ди. — С тобой всегда такое случается после банки «Миллера»?
— Только когда я раздумываю, не запустить ли эту банку в голову несносного типа. Так ты хочешь пива или нет?
Горло Рафферти было как высохший колодец, во рту стоял вкус пыли и лошадиного пота.
— Ладно, кажется, лучше тебя обезоружить.
Мэри округлила глаза и направилась к старому деревянному сиденью от легкой двухместной коляски, превращенному в скамейку, установленную у стены в конце конюшни. Она уселась на лавочку, протянула Джею Ди банку и открыла свою.
— Перемирие, ладно? — предложила она и отсалютовала банкой. — Не думаю, что кто-нибудь из нас остался бы в живых в случае поединка этой ночью.
Джей Ди, как бы уступая, слегка кивнул, открыл банку и выпил половину ее содержимого одним долгим, жадным глотком. Мэри не могла оторвать глаз от заходивших на его шее мускулов. i
— Трудный денек? — спросила она, пытаясь отвлечь себя от непрошеных мыслей.
— Обычный, — пожал плечами Рафферти.
— Что значит «обычный»?
— Закончил возиться с племенным табуном на предмет клеймения и вакцинации. Жеребят надо было выездить. Быков перегнать.
Мэри показалось, что за перечисленными работами стояло гораздо большее, чем прозвучало в нескольких небрежных фразах. У Рафферти был удивительный талант к замалчиванию каких-либо деталей. Он сжимал свою речь до элементарного выражения сути дела, отбрасывая многословие, казавшееся ему абсолютно излишним. Эта манера одновременно и привлекала, и раздражала. Мэри привыкла к общению с мужчинами-профессионалами девяностых годов, которых стоило лишь завести, и они уже не закрывали рта. Бред всегда был настоящим фонтаном информации о самом себе: его чувства, его интересы, его карьера.
— А клеймят лошадей так же, как в ковбойских фильмах? Связывают и прикладывают раскаленное тавро к бокам?
Рафферти едва заметно напрягся, челюсти его сжались.
— Это делается по необходимости, — процедил он сквозь зубы, задетый предположением, что он может причинить ненужную боль животным. — А ты вегетарианка или что-то в этом роде?
— Нет. Просто любопытно. Поверь, я редко привередничаю в том, что касается еды… за исключением разве что печени. Не люблю печенку. И я не ем ничего из того, о чем люди говорят: «У него вкус, как у цыплятины». Почти всегда под этим подразумевается какая-то живность, которую знай ты о том, что она собой представляет, ни за что бы не стал есть.
— Гремучая змея, — едва улыбнувшись уголком рта, сказал Рафферти. — У нее вкус цыплятины.
Мэри поморщилась от подобной идеи и, всплеснув руками, поежилась в своем просторном жакете.
— Нет уж, спасибо! У меня нет ни малейшего желания включать в рацион рептилий.
Джей Ди хрипло расхохотался. Мэри наградила его улыбкой. Борясь с собой, Рафферти посмотрел на свободное место рядом с ней. Он не хотел, чтобы Мэри ему нравилась, не хотел поддаваться ее чарам. Он хотел затащить ее в постель. Хотел купить ее землю. Эти желания были просты, прямолинейны и безопасны. Прочее уводило на опасную территорию.
— Тут есть кое-какие работы по хозяйству.
— Они возникают каждые десять минут. Дай себе немного полодырничать, Рафферти.
— Лодыри в этих местах долго не протягивают. — Не сводя глаз с дома, Джей Ди позволил себе медленно опуститься на самый краешек скамьи. От понесенного поражения во внутренней борьбе широкие плечи слегка поникли.
— А сколько времени здесь обитает твой род? — загипнотизированная эмоциями, игравшими в глазах Джея Ди, тихо спросила Мэри. Она голову могла дать на отсечение, что Рафферти никогда не скажет о них, а уж ей-то — и подавно. Мысль о том, что отношение к ней этого парня — всего лишь щит, укрывающий нечто более сложное, даже беззащитное, поразила своей опасностью, но все же Мэри не могла удержаться от желания заглянуть в эту бездну.
— Четыре поколения. — Несмотря на то, что Рафферти произнес это тихим, мягким голосом, в нем безошибочно угадывалась гордость. Джей Ди все еще не отрывал взгляда от дома, хотя Мэри показалось, что он как бы и не видит здания. Она вгляделась в профиль Джея Ди — резкий и красивый, освещенный янтарным светом угасающего дня, — лицо человека, прожившего нелегкую жизнь, закалившую его характер. — С самой войны, — добавил Рафферти.
Он сказал это так, словно до этого уходящего дня не прошло ста пятидесяти лет, будто этот уголок Монтаны каким-то образом существовал вне времени, без связи с остальным современным миром. Они сидели здесь, на дворе ранчо, окруженные дикой страной, без единого признака цивилизации, и Мэри почти поверила в то, что это — реальность.
— Гражданской войны [7] , — уточнила она.
— Да, мэм.
— И Рафферти — «южане»?
— Да, мэм. Из Джорджии.
Ответ заставил Мэри задуматься о стиле поведения Рафферти. Когда он решал проявить манеры, они были забавно официальными — церемонные манеры старой глубинки Юга, отшлифованное рыцарство, слегка грубоватое вследствие своего развития в условиях дикой местности. Мысль о том, что эти традиции пережили все четыре поколения, предполагала, что обычаи очень трепетно передавались по наследству и включали в себя заботливо сохраняемые фамильные вещи, гордость за свою землю и бесконечное недоверие к пришельцам.