На этот раз шутка сыграна с тобой, Люси.
Мэри отставила гитару, растянулась поперек кровати и уставилась полными слез глазами в водянистые разводы на потолке. Тишина ночи звенела в ушах. Сверху на нее меланхолическим взглядом взирал нарисованный каким-то голодным художником печальный лось. Никогда еще Мэри не чувствовала себя такой одинокой.
Сны ее представляли собой жуткую смесь лиц, мест, звуков — и все это подчеркивалось низким, напряженным гудением и сумраком, зловещим ощущением падения в глубокую черную ледниковую расселину. Над Мэри неясно вырисовывались затененные широкими полями шляпы гранитные черты лица Джея Ди Рафферти. Она чувствовала его большие огрубевшие руки на своем теле. Руки эти мяли голые груди Мэри, поскольку, к величайшему своему ужасу, она забыла надеть что-либо еще, кроме стареньких боксерских трусов и спортивных ботинок.
Прятавшаяся в тени Люси похотливо хихикала, наблюдая за ними:
— Прокатись на нем, ковбойша, Он разрешит тебе сесть верхом.
Рафферти не обратил на Люси внимания. Продолжая тискать груди Мэри, он пробормотал низким, хриплым голосом:
— Черт, Луанна, в жизни не видал таких здоровенных титек.
Мэри задрожала. Ее смутило имя, которым ее назвал Рафферти. Джей Ди выхватил из висевшей на поясе кобуры револьвер и начал палитъ в воздух: Бум! Бум! Бум!
Мэри резко вскочила и увидела падающего на нее нарисованного лося. Она пронзительно закричала и вытянула руки, чтобы предотвратить удар, отшвырнув картину на пол. Звуки, которые она приняла во сне за пистолетные выстрелы, не прекращались.
Луанна и Боб снова принялись за свое. Мэри взглянула сквозь щель в шторах в окно и увидела первые бледно-розовые лучи зари, занимавшейся за снежными вершинами гор на востоке. На краю парковочной площадки гудела и мерцала рекламная вывеска мотеля «Райский». Ни одной живой души… если не считать Боба и Луанну в соседнем номере.
* * *
Мэри медленно ехала по широкой Мэйн-стрит — главной улице Нового Эдема, — неторопливо разглядывая разукрашенные фальшивые фасады кирпичных домов, бывших, возможно, очевидцами того, как сотню лет назад по этой улице гнали скот или устраивали горячие разборки со стрельбой. Дома эти сейчас смешались с магазинами, фасады которых были обиты дранкой, и разрозненными невысокими «современными» постройками, возведенными в шестидесятые годы, когда архитекторы окончательно лишились хорошего вкуса.
Новый Эдем выглядел довольно потрепанным и запыленным. Уютный. Тихий. Странная помесь убожества и гордости. Некоторые магазины были пусты и закрыты; витрины их слепо уставились на улицу. В других производился косметический внешний ремонт. Из обычных для небольших городков центров деловой активности Мэри насчитала четыре художественные галереи, три магазина рыболовных снастей и полдюжины мест, рекламирующих кофе-эспрессо.
Дорогу перед машиной Мэри пересекло трио собак, бегущих трусцой по тротуару. Псы покосились на Мэри, казалось, ничуть не сомневаясь в том, что она ради них не преминет сбросить скорость. Мэри хохотнула, наблюдая за собаками, направившимися прямиком к заведению, именовавшемуся кафе «Радуга».
Доверившись их чутью, Мэри втиснула свою маленькую «хонду» в щель в ряду громоздких, лоснящихся пикапов и заглушила мотор.
Оправдывая название заведения, фасад кафе «Радуга» украшали пять разноцветных полос. Деревянная вывеска была расписана от руки в стиле, заставившем Мэри подумать о детских каракулях, — свободная форма, наивное искусство. Вывеска обещала вкусную еду и широкий выбор блюд. В животе у Мэри заурчало.
Стоявшая на пороге кафе маленькая черноволосая официантка одной рукой придерживала открытую дверь, давая возможность чудным запахам раннего завтрака и звукам голоса Джорджа Стрейта, раздававшимся из музыкального автомата, распространяться по улице. Другой рукой, со свисавшим из нее мягким кухонным полотенцем, она упиралась в роскошное бедро. Внимание официантки занимала троица собак, усевшихся на крыльце. Они смотрели на женщину глазами, полными страдания и надежды, на что, по безошибочному собачьему инстинкту, покупались люди. Официантка притворно нахмурилась.
— Попрошайки, — проворчала она, и губы ее растянулись в улыбке.
Мэри подумалось, что этой женщине следовало бы сниматься в кино — ее артистические глаза притягивали внимание и запоминались. Согласно бирке на груди, звали женщину Нора, было ей около сорока, и каждый прожитый день выгравировался чудесными морщинками у нее на лице. Что, впрочем, нисколько не портило его настоящей земной красоты. Под дешевым макияжем угадывалось лицо человека с мягким характером, женщины, разбившей немало сердец, честно и много работавшей. Розовая с белым униформа из полиэстера сохранилась еще с семидесятых годов. Она застегивалась на пуговицы на плоской груди, спускалась на тонкую талию и плотно облегала крутые бедра.
— Должно быть, это лучший ресторан в городе? — сказала Мэри, постукивая по лацкану своего большого, не по размеру хлопчатобумажного жакета пачкой путеводителей по Монтане.
— Придется поверить, милочка, — усмехнулась официантка. — Если перед домом выстроилась череда пикапов, а на пороге сидит куча псов-попрошаек, знайте, что здесь вы получите хорошую, настоящую еду. Тут не скаредничают, а кофе всегда горячий и крепкий.
— Вы меня купили.
Нора бросила быстрый взгляд на ее коричневое в белый горошек платье, почти закрывавшее икры, на спортивные башмаки и длинные носки, но в глазах у нее не вспыхнуло неодобрения. Мэри она мгновенно понравилась.
— У вас замечательные волосы, — сказала официантка. — Это ваш естественный цвет?
— Ага, — хмыкнула Мэри.
Она вошла вслед за Норой в ресторан и проскользнула за высокую перегородку в кабинку у широкого окна, из которого открывался вид на город.
Мэри бросила книги на пластиковый столик и тут же о них забыла, стараясь впитать в себя первые впечатления от «Радуги».
Воздух в ресторане был теплый и влажный, пропитанный густыми, жирными запахами бекона и сосисок, сладким ароматом блинного сиропа. Все это смешивалось с сочным благоуханием кофе и мужских тел и было затянуто пеленой сигаретного дыма. Возраст дешевых столов и прочных красных стульев из металла и пластика исчислялся, вероятно, не одним десятком лет. Мэри подумала о том, понимает ли кто-либо из присутствующих, что подобный дизайн даже в дешевых забегаловках Северной Калифорнии считался бы апофеозом китча. Хотя, с улыбкой решила она, вряд ли подобные мысли приходят в голову кому-либо из посетителей кафе «Радуга» в Новом Эдеме, штат Монтана.
Окинув посетителей быстрым взглядом, Мэри обнаружила, что она — единственная женщина в кафе, не одетая в розовую униформу. Независимо от роста и телосложения все мужчины выглядели людьми физического труда, работающими на воздухе: обветренные, загорелые лица в морщинах, прищуренные глаза, которыми они твердо и прямо смотрели на Мэри и тут же, почти застенчиво, отводили взгляды.