И все действительно придумывается само собой. Как именно? Софи уже толком и не помнит. Он сказал что-то вроде: «Мы же друг друга поняли, а?» Софи вынуждена кивком показать, что да, поняли. На самом деле она его по-настоящему и не слушала, ею владело какое-то головокружение, нечто, идущее из глубины ее существа, но оставляющее голову совершенно пустой. Она точно так же могла бы упасть прямо здесь, всем весом, и исчезнуть, раствориться, просочиться сквозь пол. Ему пришлось положить руки ей на плечи и надавить достаточно сильно, тогда Софи почувствовала, что опускается перед ним на колени, — но и это она потом помнила плохо. Затем она увидела, как его член погружается ей в рот. Она его сжала, но уже не помнила, что именно делала руками. Нет, ее руки не двигались, от нее остались только губы, сомкнутые на члене этого типа. Что она делала? Ничего, ничего она не делала, просто некоторое время позволяла мужчине двигаться туда-сюда у нее во рту. Долго ли? Наверное, нет. Время — такая неопределенная вещь… И всегда рано или поздно проходит. О, вот это она помнит: он занервничал, наверняка из-за того, что она не была достаточно активна, он вдруг занервничал прямо в глубине ее горла, она откинула голову и ударилась о дверь. Он был вынужден взять ее голову в руки, да, точно, потому что движения его бедер стали более отрывистыми, резкими. Да, и еще он сказал: «Да сожми же, черт!» В гневе. И она сжала, Софи сжала, она все сделала как надо. Да, она сжала губы крепче. Кажется, она закрыла глаза, но точно не помнит. Потом?.. Потом ничего, почти ничего. Член мужика замер на секунду, он испустил глухое ворчание, и она ощутила во рту его сперму, это было что-то густое, терпкое, с сильным химическим привкусом; она позволила этому течь ей в рот, только рукой протирала глаза, и все. Она подождала, и когда он отстранился, сплюнула на пол, один раз, другой, третий, и когда он увидел это, то сказал: «Сука!» — да, так он и сказал, Софи сплюнула еще раз, упираясь рукой в цементный пол. А что потом… он опять оказался перед ней и был в ярости. Она оставалась в той же позе, болели коленки, и она поднялась, но распрямиться было очень трудно. Когда она наконец встала, то впервые заметила, что он не такой высокий, как казалось раньше. Ему никак не удавалось запихнуть член обратно в брюки, как будто он забыл, как это делается, и все крутил бедрами. Потом отвернулся, подошел к столу и сунул ей в руки пачку купюр. Посмотрел на пол и на то, что она выплюнула, бросил: «Ладно, убирайся…» Софи повернулась, наверное, открыла дверь и пошла по коридору, наверное, в раздевалку, нет, она пошла в туалет, хотела прополоскать рот, но не успела, быстро развернулась, сделала три шага, склонилась над унитазом, и ее вырвало. В этом она уверена. Ее вывернуло наизнанку. Живот скрутило так, а рвотные спазмы шли из таких глубин, что ей пришлось опуститься на колени и опереться обеими руками о белую эмаль. В руке она сжимала смятые банкноты. Нити слюны свисали с уголков рта, она утерлась тыльной стороной ладони. У нее не было сил, даже чтобы приподняться и нажать на слив, и невыносимый запах блевотины заполнил все вокруг. Она оперлась лбом о холодный фаянс унитаза и попыталась прийти в себя. Она вроде бы помнит, как встала, но действительно ли она встала — не знает, нет, сначала она легла в раздевалке на деревянную скамейку, на которую ставили ноги, когда переобувались. Она приложила руку ко лбу, как если бы хотела помешать мыслям разбегаться. Она держала голову обеими руками, одной за лоб, другой придерживала затылок. Потом она вцепилась в шкаф и встала. Это простое движение потребовало невероятных сил. Голова кружилась, и она надолго прикрыла глаза, чтобы обрести равновесие, и наконец ее отпустило. Мало-помалу она пришла в себя.
Софи открыла шкафчик, взяла свою куртку, но не надела ее, а перекинула через плечо, только чтобы выйти на улицу. Порылась в сумке. Одной рукой это оказалось непросто. Тогда она поставила сумку на пол и продолжала рыться. Скомканная бумажка, что это, чек из супермаркета, старый чек. Она порылась еще и нашла ручку. Яростно процарапала бумагу, пока ручка не расписалась, набросала несколько слов и с силой запихнула бумажку в щель между дверцей и косяком шкафа. Что еще? Повернула налево, нет, надо направо, в такое время выходят через заднюю дверь. Как в банках. В коридоре еще горел свет. А, он же сам закрывает. Софи прошла по коридору, миновала дверь в кабинет, положила ладонь на металлическую ручку и потянула. Порыв свежего воздуха, ночного дыхания на мгновение коснулся ее лица, но она не двинулась с места. Наоборот, она оглянулась и бросила взгляд в коридор. Нет, она не желала, чтобы все так закончилось. Двинулась обратно с курткой на плече. Вот она перед дверью кабинета. Совершенно спокойная. Перекладывает куртку в другую руку и очень медленно открывает дверь.
На следующее утро в щели шкафчика Жанны обнаружилась записка: «Увидимся в другой жизни. Целую». Записка была не подписана. Жанна сунула ее в карман. Весь наличный персонал собрали в зале, металлическая штора так и осталась опущенной. Там, в глубине коридора, вовсю трудились криминалисты. Полиция установила личности присутствующих и приступила к первым допросам.
13
Стояла адская жара. Одиннадцать вечера. Софи умирала от усталости, но не могла заснуть. Где-то недалеко играла развеселая музыка. Электромузыка. Электроночь. Мозг невольно различал названия некоторых песен. Шлягеры семидесятых. Она никогда не любила танцевать. Чувствовала себя слишком неуклюжей. Иногда танцевала рок, повторяя одни и те же движения.
Взрывы заставили ее подскочить: первые залпы фейерверка. Она поднялась.
Подумала о документах, которые скоро станут ее собственными. Единственный выход. Другого нет.
Софи распахнула окно, прикурила сигарету и посмотрела на игру огней в небе. Она спокойно курила. Не плакала.
Господи, что ждет ее на этом пути…
14
Все та же безликая квартира. Поставщик смотрел, как Софи заходит. Оба остались стоять. Софи достала из сумочки толстый конверт, из конверта — пачку банкнот и приготовилась пересчитать их.
— Этого не понадобится…
Она подняла глаза. И тут же поняла, что что-то не так.
— Видите ли, мадемуазель, наша деятельность подчиняется законам рынка. — Мужчина изъяснялся спокойно, без лишних движений. — Закон спроса и предложения, это старо как мир. Наши тарифы индексируются не в зависимости от реальной стоимости продукта, а в зависимости от того, насколько в нем заинтересован клиент.
Софи почувствовала, как сжалось горло. Сглотнула.
— После нашей первой встречи, — продолжил мужчина, — обстоятельства несколько переменились… мадам Дюге.
У Софи подогнулись ноги, стены закружились, и на секунду она была вынуждена опереться об угол стола.
— Возможно, вам будет лучше присесть…
Софи скорее рухнула, чем села.
— Вы… — начала она, но подавилась словами, прежде чем сумела их выговорить.
— Успокойтесь, вам ничего не грозит. Но нам необходимо знать, с кем мы имеем дело. Поэтому мы всегда наводим справки. В вашем случае это было нелегко. Вы крайне предусмотрительная женщина, мадам Дюге, и полиции, кстати, пришлось в этом убедиться. Но мы свое дело знаем. Теперь нам известно, кто вы, но могу вас заверить, что эта информация останется сугубо конфиденциальной. Наша репутация не допускает ни малейшей некорректности в отношениях с клиентом.