Итак, воскресенье. День спокойный, как сама скука. Утром по всему дому перекликались голоса жильцов, возвращающихся с рынка или моющих машины на парковке. Софи все утро смотрела в окно, куря одну за другой сигареты и пытаясь натянуть рукава свитера на руки, так ей было холодно. Усталость. Она сказала: «Мне холодно». Ночью она проснулась, и ее вырвало. Ее до сих пор подташнивает. Она чувствует себя грязной. Душ не помог, она хочет принять ванну. Франц набрал ей воды — слишком горячей, как она часто просит, добавил ароматические соли, которые он любит, а она молча ненавидит — от них несет химией и тошнотворной отдушкой… но ей не хочется раздражать его. Да и какая разница… Все, чего она хочет, — это горячей-прегорячей воды, чего-то, что могло бы согреть ее продрогшие кости. Он помогает ей раздеться. В зеркале Софи видит свое тело, тощие плечи, костлявые бедра, свою худобу — она бы заплакала, если б ее не бросило в дрожь… Сколько она весит? И внезапно она проговаривает громким голосом то, что предстало перед ней со всей очевидностью: «Мне кажется, я умираю». Она сама потрясена этим признанием. Несколько недель назад она точно так же говорила «Со мной все в порядке». Одна правда стоит другой. Софи медленно, постепенно угасает. День за ночью, кошмар за кошмаром, Софи чахнет и хиреет. Она тает. Скоро она станет прозрачной. Она еще раз вглядывается в собственное лицо, выступившие скулы, круги под глазами. Франц тут же прижимает ее к себе. Говорит милые глупые слова. Делает вид, что его просто смешит чудовищность того, что она сказала. И на этот раз перебарщивает. Он с силой похлопывает ее по спине, как будто прощаясь с кем-то, отправляющимся в долгий путь. Говорит, что вода горячая. Софи с содроганием опускает руку в ванну. Ее трясет с головы до ног. Франц добавляет холодной воды, она наклоняется, говорит, что так хорошо, и он выходит. Доверчиво улыбается, удаляясь, но оставляет двери приоткрытыми. Услышав, что он включил телевизор, Софи вытягивается в ванне, тянется к столику, хватает ножницы, внимательно осматривает свои запястья с едва заметными голубоватыми прожилками вен. Раздвигает ножницы, примеривается, выбирает самый косой угол, бросает взгляд на затылок Франца и, кажется, черпает в этом зрелище окончательную уверенность. Делает глубокий вдох и наносит резкий скользящий удар. Потом расслабляет все мышцы и мягко погружается в ванну.
Первое, что она видит, — Франца, который сидит у ее кровати. Потом свою левую руку — плотно забинтованную, уложенную вдоль тела. Потом, наконец, палату. В окно сочится неясный свет, он может означать и начало, и конец дня. Франц адресует ей терпеливую улыбку. Он ласково держит ее за кончики пальцев — это все, что выступает из-под повязки. Гладит их, не говоря ни слова. Софи ощущает ужасную тяжесть в голове. Рядом с ними столик, на нем — поднос с едой.
— Тебе принесли поесть, вот… — говорит он.
Это его первые слова. Ни вопроса, ни упрека, ни даже страха. Нет, Софи не хочет есть. Он качает головой, как будто лично его это ставит в затруднительное положение. Софи закрывает глаза. Она все прекрасно помнит. Воскресенье, сигареты у окна, холод, пробирающий до костей, и ее мертвое лицо в зеркале ванной. Ее решение. Уйти. Уйти окончательно. Хлопает дверь, Софи открывает глаза. Появляется медсестра. Мило улыбается, обходит кровать, проверяет капельницу, которую Софи сразу не заметила. Профессиональным движением прикладывает палец к точке под челюстью и через несколько секунд снова улыбается.
— Отдыхайте, — говорит она, выходя, — врач скоро придет.
Франц остается, смотрит в окно, пытаясь прийти в себя. Софи выговаривает: «Мне так жаль…» — и он не находит, что ответить. Продолжает смотреть в окно, теребя кончики ее пальцев. В нем ощущается удивительная сила инерции. Она чувствует, что он здесь навсегда.
Врач оказался маленьким и невероятно подвижным толстячком. Лет пятидесяти, уверенный в себе, с успокаивающей лысиной. Ему хватило одного взгляда и быстрой улыбки, чтобы Франц почувствовал, что придется выйти. Врач занял его место.
— Не буду спрашивать, как вы себя чувствуете. И без вас знаю. Надо будет кое с кем проконсультироваться, вот и все. — Он выговорил это на одном дыхании — врач, который сразу переходит к делу. — У нас здесь хорошие специалисты. Вы сможете выговориться.
Софи смотрит на него. Он, видимо, почувствовал, что мыслями она далеко, поэтому продолжил:
— Что до остального, это было весьма зрелищно, но не слишком… — И тут же себя оборвал. — Разумеется, не будь там вашего мужа, сейчас вы бы уже были мертвы.
Он выбрал самое сильное слово, самое жестокое, чтобы проверить ее реакцию. Софи решила прийти ему на помощь, потому что она-то хорошо понимала, что с ней.
— Все будет нормально.
Ничего лучшего она не придумала. Но это же правда. Она действительно думает, что все будет нормально. Врач хлопнул ладонями по коленям и встал. Прежде чем выйти, он указал на дверь и спросил:
— Хотите, я с ним побеседую?
Софи покачала головой, но такой ответ показался недостаточно ясным. Она проговорила:
— Не надо, я сама.
— Знаешь, я испугалась…
Франц неловко улыбнулся. Пришло время объяснений. Но у Софи их нет. Что она может ему сказать? Она выдавливает из себя улыбку:
— Когда вернемся домой, я все объясню. Но не здесь…
Франц делает вид, что понял.
— Это та часть моей жизни, о которой я тебе никогда не рассказывала. Я все тебе объясню.
— Там столько всего?
— Да, немало. А потом сам смотри…
Он как-то непонятно кивнул головой. Софи закрыла глаза. Она не устала, просто хотела остаться одна. Ей нужна информация.
— Я долго спала?
— Почти тридцать шесть часов.
— Мы где?
— В бывшем монастыре урсулинок. Это лучшая клиника в нашем районе.
— А который час? Сейчас время посещений?
— Почти полдень. Обычно посещения разрешены с двух, но мне разрешили остаться.
В нормальной ситуации он добавил бы что-нибудь вроде «ввиду сложившихся обстоятельств», но на этот раз ограничился короткими фразами. Она чувствует, что он собирается с силами, и молчит, выжидая.
— Все это… — Он неопределенным жестом указал на ее повязки. — Это все из-за нас?.. Потому что у нас что-то неладно, так ведь?
Она улыбнулась бы, если б могла. Но она не может и не хочет. Она должна придерживаться своей линии. Тихонько сгибает три пальца под его ладонью.
— Дело совершенно не в этом, уверяю тебя. Ты очень милый.
Слово ему не понравилось, но он не подал виду. Он милый муж. А кем еще ему быть? Софи хотела спросить, где ее вещи, но просто закрыла глаза. Ей больше ничего не нужно.
Часы в коридоре показывают 19:44. Посещения закончились больше получаса назад, но в этом заведении не слишком строго следят за соблюдением правил, и в палатах еще слышатся голоса визитеров. В воздухе держится запах больничного ужина, бульона и капусты. Почему во всех больницах пахнет одинаково? В конце коридора сквозь широкое окно пробивается тусклый свет. За несколько минут до этого Софи заблудилась между этажами. Медсестра с первого этажа помогла ей добраться до палаты. Теперь она представляет себе расположение выходов. Она видела дверь, которая ведет на парковку. Если удастся благополучно миновать пост медсестер на ее этаже, она выберется. В шкафу она обнаружила верхнюю одежду, которую Франц принес, наверное, в преддверии ее выписки. Вещи не сочетались друг с другом. Она ждет, не отрывая глаз от узкой щели между чуть приотворенной дверью и стеной. Дежурную сестру зовут Женни. Худенькая, гибкая, с высветленными прядями в волосах. От нее пахнет камфарой. У нее спокойная уверенная походка. Она только что отошла от своего стола, засунув руки в карманы халата. Так она делает, когда идет покурить на улице у подъезда. Сестра толкает створчатую дверь, ведущую к лифтам. Софи считает до пяти, открывает дверь палаты и в свою очередь проходит по коридору, минует пост Женни, но перед створчатой дверью сворачивает направо и спускается по лестнице. Через несколько минут она окажется на парковке. Прижимает сумку к груди. И снова начинает повторять: 6,7,5,3.