— Алло, — выдавил я.
Пауза.
— Джереми? Это ты?
Мне не нравилось, что она по-прежнему имеет надо мной такую власть. Так, дышим глубоко.
— Да, я.
Снова пауза.
— Я как раз о тебе думала, — промурлыкала она. Я так и видел, как Дафна сидит у окна, подогнув под себя ноги, перекинув через плечо длинные волосы, связанные в хвост, а ярко-голубые, как пламя газовой горелки, глаза сверкают. — Я хочу увидеть тебя.
«Еще бы ты не хотела!»
— Дафна, выслушай меня внимательно.
— Ну зачем же по телефону? Я соскучилась по тебе, — журчал мелодичный голос. — Я хочу тебя видеть.
— Слушай меня. Ситуация изменилась.
Я слово в слово повторил слова Майлса. Мы приняли меры. Мы требуем встречи. Никаких подробностей. Ни малейшего страха. Мой голос звучал уверенно и твердо.
На этот раз в трубке повисла долгая пауза. Я слышал приглушенные голоса, затем Дафна заговорила со мной. Все мурлыканье и шелковистость исчезли, тон стал самым деловым. Я слушал ее и кивал. Майлс и Сара смотрели на меня квадратными глазами — Майлс явно не меньше моего удивился, что наши с ним слова не вызвали у Дафны истерического смеха. Хорошо, что я об этом раньше не знал.
— Ладно, — сказал я и положил трубку.
Я вдруг понял, что некоторое время не дышал. Я втянул воздух и потер глаза.
— Ну что? — спросил Майлс.
— Они хотят встретиться с нами сегодня.
— Да что ты? Где?
Я устало улыбнулся и развел руками, что означало «Ну где же еще?».
— В моей комнате.
Я еще никогда не бывал жертвой квартирного ограбления, но, думаю, именно так я бы себя и чувствовал. Я не появлялся в общежитии с того дня, как попал в свою комнату через люк под кроватью. Все было на месте, но казалось чужим, враждебным и испакощенным. Над кроватью у меня висел постер с Альбертом Эйнштейном и надписью «Не забивайте себе голову проблемами с математикой. Поверьте, у меня они покруче». Раньше он мне очень нравился (мало подходит для юридического факультета, но ведь в колледже я не жил в общежитии и не имел возможности украшать комнату образчиками шаблонного остроумия). Лицо мистера Эйнштейна, размером больше натурального, сейчас казалось зловещим, словно добрый гений в его глазах впал в безумие, пока меня не было. Цепочка страшненьких пупсов на письменном столе раньше охраняла мой компьютер; теперь они представлялись мне отрядом друидов, нагрянувших, чтобы перерубить нам ноги красивыми крошечными топорами.
Когда мы пришли, дверь была заперта, но я, разумеется, ожидал, что Дафна сидит у меня на кровати. Раньше запертые двери никогда не составляли для них проблемы. Однако в комнате было пусто и неестественно тихо. Спасал от темноты только лунный свет, он лился сквозь жалюзи и покрывал серебром старину Альберта.
Я включил флуоресцентные лампы, и тени исчезли. Комната приобрела почти обычный вид. Я заставил себя сесть на мой крутящийся стул, обтянутый прекрасной кожей. Он хорошо дополнял мебель Стикли. Стул казался прежним и скрипел тоже правильно.
Сара присела на мою кровать. В комнате был еще один стул, деревянный, желтый и на редкость неудобный, последний оставшийся от распроданного кухонного гарнитура. Я купил его в дисконтном магазине за семь долларов. Майлс попробовал его, крякнул и присоединился к Саре на кровати.
Стул мы оставили свободным и стали ждать.
Все молчали.
Мозг начал снова играть со мной в игры. Они обманули нас? Решили, что мы блефуем? Это ловушка? Какого дьявола мы вообще сюда пришли?
Сколько же раз мне еще стоять, бессильно сжав кулаки?
Сколько еще раз мне повезет?
Я уже готов был изругать Майлса за… за что-нибудь (видимо, за то, что он не исправил всего, что я наломал), когда в дверь негромко постучали три раза — медленно, мягко и вежливо.
Два вопроса. Первый: кто открывает дверь в таких ситуациях? Второй: что, если за дверью окажется пушка с зажженным фитилем? Любой хороший юрист скажет вам, что ответ на первый вопрос может повлиять на второй.
Я с надеждой посмотрел на Майлса и Сару, встал и пошел к двери.
В глазок гость не выглядел убийцей. Аккуратно одетый — в простом и даже немного поношенном сером костюме. Волосы слегка в беспорядке, ухоженные усы — тоньше, чем у наркобарона, и гуще, чем у колдуна.
Когда я открыл дверь, он протянул руку.
— Вы, должно быть, Джереми, — усталым голосом сказал он.
Я сел на мой кожаный стул, оставив пришедшему свободный деревянный.
Он тяжело опустился на сиденье, поморщился, вскочил и не смог разогнуться, схватившись за бок с тихим стоном.
— Больная спина, — извиняющимся тоном пояснил он. — Дайте мне минутку.
Казалось, ему действительно больно. Он застыл полусогнувшись, не в силах распрямиться и закрыв глаза. Рукой он держался за поясницу и шевелил губами, медленно считая и пережидая спазм. Я взглянул на Майлса и Сару. Майлс пожал плечами. Сара наклонила голову набок. В ней проснулся медик.
— Вы таблетки от люмбаго принимаете? — спросила она.
Он повернул к ней голову, все еще не распрямившись, и приоткрыл глаза.
— Я слышал, они не помогают.
— Вообще-то они очень эффективны, — заявила Сара. — Снимают давление с крестца.
— Как скажете, вы среди нас единственный нейрохирург. — Он пытался улыбнуться, но по-прежнему вздрагивал от боли.
— Присядьте сюда, — сказал я, вставая со своего кожаного трона.
— Благодарю вас, весьма обязан. — Он пошел, не разгибаясь и морщась при каждом шаге. Медленно опустившись на стул, он издал вздох облегчения. — Очень любезно с вашей стороны, — добавил он.
Мне ничего не оставалось, как сесть на деревянный стул. Угол сиденья и спинки был самый нелепый, явно неизвестный человеческой спине за всю историю сиденья, и деревянные планки впивались в тело. У меня невольно вырвалось «О!».
Мужчина в костюме робко улыбнулся.
Он сидел на моем любимом стуле!
М-да, переговоры начались удачно.
Гость, внимательно оглядывая комнату, улыбнулся при виде эйнштейновского постера и покачал головой при виде книжных гор на моем столе.
— Я не пропускал занятий, — засмеялся он так, что мне показалось — чуть-чуть, но пропускал.
— Мы сюда пришли не в игры играть, — заметил я.
— Хорошо.
Он приятно улыбнулся, взял со стола одного из пупсов с яркими волосами и повертел в руках.
— У меня сестра таких собирала. У нее были куклы из разных стран. Целый шкаф куколок. — Он улыбнулся воспоминаниям. — Ну что, приступим?