Пройдя по прямой от места боя эсминца «Яростный» и мини-субмарины «Саукко» к Аландам и обратно, Алексантери ничего не обнаружил, но он вполне логично допустил, что шторм, который шел с Атлантического океана по направлению к Эстонии, мог отбросить плоты на юго-восток. Поэтому, если кого и можно будет найти на островах, то несколько южнее, чем предполагалось первоначально.
И в этом пилот не ошибся. Над одним из островов, где на карте значился сезонный «Рыбацкий дом», он заметил дым. Сам дом был под снегом, но черный столб дыма на его фоне заметен был очень хорошо.
«Рыбаки здесь не зимуют», – подумал Алексантери и передал по рации:
– Докладывает борт тридцать девять «А», вижу дым на острове. И одного человека. Ввиду нехватки топлива, возвращаюсь на базу. Прием.
– Понял. Возвращайся на базу.
* * *
Дверь с шумом открылась, и в дом ввалился Бронислав.
– Самолет! Финский! С голубой свастикой.
– Он нас заметил? – обернулся Альберт Валерьянович.
– Дьявол его знает.
– Ты подавал знаки?
– Нет.
– Самолет ничего не пытался сбросить? – уточнял военфельдшер.
– Он не долетел. Развернулся и ушел на север.
– Не знаю, хорошо это или плохо, – вздохнул Альберт Валерьянович.
– Я вот тоже не знаю.
На следующий день Валттери почувствовал себя немного лучше. Сказался уход Альберта Валерьяновича. Ну и, кроме того, как признался сам финн, он уже раньше перенес подобное заболевание, поэтому течение болезни не было для него таким уж тяжелым.
– Я думаю, что скоро будут делать прививки от пневмококкового воспаления легких, – предположил Валттери.
– Возможно, – согласился Шпильковский.
Теперь Альберт Валерьянович мог «перевести дыхание». Когда Валттери был беспомощным, ему приходилось его не столько опекать, сколько охранять от Бронислава. А это означало, что надолго никуда нельзя было выйти. Нужно было сразу же возвращаться назад.
Краснофлотец вел себя, как поднятый из берлоги медведь шатун. Он вздрагивал от каждого шороха. Ведь в любой момент могли показаться финские спасатели, а значит, снова в плен, а там, если вскроются все его подвиги, – и скорый суд.
– Надо уходить, – постоянно твердил он.
– Куда? – спрашивал Шпильковский.
– Куда-нибудь. Здесь много островов. Возможно, найдем еще одну такую лачугу. Там переждем войну. И вернемся к нашим.
– Ты после болезни сильно ослаб, я тоже. Нам надо несколько дней, чтобы подготовиться. У нас нет провизии, – резонно замечал Альберт Валерьянович.
– Если бы этот не жрал, то могло бы и хватить. А все твоя сердобольность.
– Надо наловить рыбы, – вместо ответа сказал военфельдшер.
– Пойми, Альберт Валерьянович, этот финн не только лишний рот, – говорил Бронислав, – он наш враг. Смертельный враг. Если мы уйдем, а он дождется своих и расскажет им, кто мы, они нас в два счета найдут.
Шпильковский понимал, что Бронислав прав. Валттери не дурак и уже давно понял, что Бронислав никакой не финский рыбак, да и на самого Альберта Валерьяновича он давно стал поглядывать с подозрением. А вдруг этот бывший кондуктор Российского императорского флота теперь завербован красными?
Однако чисто инстинктивно Валттери держался ближе к Шпильковскому, потому что кожей чувствовал ненависть и угрозу, которые исходили от Бронислава.
– Я против того, чтобы его убивать. Я думаю, надо с ним поговорить по-хорошему. Может, он поймет? А что, если мы уйдем, а он нас не выдаст?
Бронислав ничего не сказал в ответ, потому что не хотел обсуждать наивные предположения доктора.
Альберт Валерьянович приготовил чай, разложил сухари.
– Прошу отобедать, – пригласил он Бронислава и Валттери, показав на грубо сколоченный стол и ящики, служившие им табуретками.
Военфельдшер налил из помятого котелка кипятку в глиняные бокалы, которые были в доме. Затем из миски, где заваривал чай, долил заварку.
Все молча сели друг против друга. Каждый подул в свою кружку.
Бронислав и Валттери исподлобья смотрели друг на друга.
– Хорошо, – вдруг сказал краснофлотец, – переводи, – попросил он Альберта Валерьяновича.
– Я не финский рыбак. Ты это понял. Я краснофлотец. Я был у вас в плену и бежал. Понимаешь?
Шпильковский, как мог, перевел это на латинский.
– Пленный? – удивился такому признанию финн. Конечно, он о чем-то таком догадывался.
– Я очень тебе благодарен, что ты меня вылечил, но мы снова нуждаемся в твоей помощи.
– В какой? – спросил Валттери.
– Сейчас объясню. Терпение. Я красный капитан. И то, что мы с вами воюем, – это полное недоразумение. Мы же вам хотим помочь. Понимаешь? Хотим сбросить ваше буржуазное правительство и построить у вас общество справедливости. Как вы этого не понимаете? Мы стараемся сделать вашу работу, а вы нам еще и мешаете. Мы, ты, я и Михаил, – Бронислав кивнул в сторону Альберта Валерьяновича, – должны быть не врагами, а союзниками. И наши страны – Финляндия и СССР – должны быть союзниками. У нас должен быть один и тот же строй, где главное – это всеобщее равенство и братство…
– Энкавэдэ, – произнес Валттери известное ему слово, когда военфельдшер перевел, – и тысячи заключенных.
– Неправда! Это все буржуазная пропаганда! – воскликнул Бронислав. – А преступники есть в каждой стране…
– И что конкретно вам от меня надо? – скептически спросил финский корабельный доктор.
– Чтобы ты поступил как наш союзник. Мы сейчас с Михаилом, – он снова кивнул в сторону Шпильковского, – уйдем. А ты нас не выдашь своим.
– Не выдашь? – переспросил он. – Это как понимать?
Красный капитан поднял на финна свой тяжелый взгляд.
– Ты скажешь своим, когда они тебя найдут, что ты спасся один. Остальные погибли. Понятно?
– Значит, вы все погибли? Но останетесь на островах, – задумался Валттери, – и я должен скрывать правду.
– Ты должен нам поклясться, что сделаешь это, – продолжал красный капитан.
– А если не поклянусь? – приподнялся со своего ящика финн.
– Надо поклясться, – железным голосом проговорил Бронислав.
Валттери по взгляду краснофлотца понял, что от его ответа зависит его жизнь. Он часто заморгал и переборол возникшее негодование – это же надо, на моей земле мне фактически ставят ультиматум.
– Хорошо, я клянусь, что скажу своим, что вы погибли.
– Погибли в море. Чтобы они даже не искали наши тела! – уточнил Бронислав.