— И хорошо ладит с твоими дядьями?
— Скажем, терпит их, — хмыкнула она. — Можешь себе представить, что это такое — быть женатым на сестре Макферсонов, которую они поклялись защищать и оберегать! Сколько стычек было между ними и отцом, и не только словесных!
— Вот это ободряющие новости! Мелисса состроила гримаску.
— Не думай, будто тебе это что-то даст! Я уже сказала, что он сначала выслушает и только потом действует. И на этот раз выслушает все, что у них есть сказать о тебе, и можешь быть уверен, это не намного больше того, что изложил мне ты сам.
— Я ничего не утаил. Если о чем-то не упомянул, то лишь потому, что не помню.
— Вот и прекрасно, — кивнула она. — Поскольку Йен Первый уже коротко поведал мне, как было дело, не думаю, что остались еще какие-то страшные тайны. Вероятно, больше всего их тревожит твоя вспыльчивость, поскольку ты, очевидно, не мог с собой совладать и показался им безумным. А с тех пор у тебя случались подобные припадки?
Линкольн покачал головой:
— С тех пор я научился сдерживать свои чувства.
Мелисса нахмурилась:
— Это не всегда хорошо… впрочем, не важно. Думаю, ты сумеешь убедить мою семью в том, что вовсе не сумасшедший, и, поскольку так оно и есть, тебе это будет несложно.
— Ты так уверена?
Она отметила его ухмылку и непременно отвесила бы оплеуху, будь они ближе знакомы. Еще несколько встреч, и она не поколебалась бы.
— Видишь ли, они действуют, основываясь на своих впечатлениях, и, вне всякого сомнения, постараются подвергнуть тебя испытаниям. И поскольку твой нрав стал яблоком раздора, не сомневайся, за тобой будут пристально следить. Я заметила, что ты, рассказывая мне о случившемся, ни разу не повысил голоса и только угрюмо на меня посматривал. Поэтому я и считаю, что ты перерос все жестокие порывы, которые одолевали тебя в детстве. Но я не пыталась тебя спровоцировать, а вот мои дяди попытаются. И как ты будешь действовать при пожаре?
— Постараюсь запастись водой. Мелисса непонимающе подняла брови, но тут же разразилась смехом.
— Да, ничего не скажешь, мистер Шотландец превратился в аристократа-англичанина. Думаю, у тебя все будет хорошо, при условии, что снова ступишь на мой порог и даже войдешь в дверь. Можешь быть уверен, я поговорю с дядюшками, и вряд ли им понравится то, что они услышат о своих выходках. Но чувствую, что они будут стоять на своем решении, пока не приедет па. Ну а пока…
— Пока, — перебил он, подавшись вперед и ставя локти на колени, — пока я не знаю, как продолжать ухаживать за тобой, не опасаясь твоих невыносимых дядьев. Разве что похитить тебя?
— Похитить? Почему эта мысль не кажется мне пугающей?
Линкольн усмехнулся и нежно погладил ее по щеке.
— А ты хотела бы, чтобы тебя… похитили?
Теперь она поняла, что он имел в виду не похищение, а нечто гораздо более интимное, и ее сердце тревожно забилось, словно он прямо признался, что имеет в виду. Каким-то образом он оказался совсем рядом. Она ощущала его запах, видела золотистые блестки в карих глазах, что делало их необыкновенно прекрасными. И хотя пальцы обжигали ее щеку, он их не убрал.
Мелисса не знала, что будет делать, если он неожиданно ее поцелует. Но тут же поняла. Нет и не может быть никаких вопросов: она целовала его в ответ.
Как и в первый раз, она была потрясена, но наслаждалась еще больше, ощущая вкус его губ и не боясь, что их застанут. Она расслабилась, опьяненная и счастливая.
Но долго это не продлилось. Его язык, коварный, настойчивый, проникал все глубже в ее рот. И возбуждал слишком много эмоций.
Теперь они сидели рядом, и он прижимал се к себе. Она не думала, что такое случится: слишком много всего им следовало обсудить. И хотя они успели поговорить, ничего еще не было решено. И не будет, пока ее родители не появятся в городе.
Оставалось только надеяться на лучшее, но кто знает, будет ли она с этим человеком. Она хотела, очень хотела. Но шансов на это было не много. И тут ей пришла озорная, грешная мысль: если отдаться Линкольну, эти шансы, несомненно, увеличатся, особенно когда ее родители об этом узнают. Не слишком честный способ, довольно мерзкий, не говоря уже о позоре, но отчаянная ситуация требует отчаянных мер.
Но сейчас не время думать об этом. Оба они забыли обо всем, сгорая от желания в объятиях друг друга.
У Мелиссы кружилась голова от его касаний, сначала невинных: он ласкал ее щеки, руки, но когда она забылась в поцелуе, стал гладить грудь. Сначала она ничего не заметила, но потом… Как поразительно: она могла дотронуться до собственной груди и ничего не почувствовать. Но стоило ему просто положить руку на теплый холмик, и сердце готово было проломить ребра. А когда он слегка стиснул пальцы, внизу живота сладко потяжелело…
Мелисса задыхалась. Чувственное напряжение становилось все острее. Она вцепилась в его волосы одной рукой, ногти другой впились в шею. Возможно, ему не требовалось другого поощрения, чтобы передвинуть ладонь в более интимное место. Ее длинная юбка незаметно вздернулась до пояса, и неожиданный обжигающий жар его прикосновения к обнаженному бедру заставил ее затрепетать.
Но тут он неожиданно отстранился.
Она не сразу осознала, что он застыл и отпустил ее. Она стала дышать ровнее, хотя мысли продолжали метаться.
Она сделала что-то не то?
Может, ее неопытность оттолкнула его?
И хотя краска смущения покрывала ее щеки, она все же спросила:
— Почему ты остановился?
— Потому что хочу, чтобы твой отец считал меня порядочным человеком, а не стремился свернуть шею, — с деланной беспечностью пояснил он, хотя сам еще не совсем отдышался.
— Это единственная причина? — не выдержала она.
— Нет. Я хочу сделать это как полагается. А украсть твою невинность, не убедившись, что мне позволено сделать тебя своей, — это худший вид подлости. Я хочу жениться на тебе, Мелисса, а не обесчестить, если случится немыслимое и нас разлучат.
Ее сердце наполнилось таким теплом, что ей хотелось стиснуть его, крепко, до боли. Если случится немыслимое.
Что же, она попросту этого не допустит.
Мелисса наконец проскользнула в свою комнату и, взглянув на часы, поразилась: до рассвета осталось не больше часа. Линкольн не сразу повез ее домой, зная, что теперь они, возможно, встретятся очень не скоро, не говоря уже о том, чтобы остаться наедине. Ей тоже не хотелось уходить. Поэтому они, сидя в обнимку, еще долго болтали, как все молодые пары, стремящиеся получше познакомиться, и старались не упоминать о ее семье.
Им было так хорошо вдвоем. Он старался не прижимать ее к себе слишком сильно, и если оба мечтали о поцелуях, то держали свои мысли при себе. Правда, он надолго припал к ее губам, перед тем как слегка шлепнуть и подтолкнуть к дверце кареты.