— Прошу прощения, — сказал Митч сардонически, с удовольствием возобновляя военные действия с точки, где они остановились. — Я привык работать один. Мои манеры, возможно, нуждаются в небольшой шлифовке.
— Это никак не связано с манерами. Это относится скорее к профессиональной этике.
— Профессиональная этика? — Он удивленно изогнул бровь. — Кажется, это чуждое вам понятие, агент О’Мэлли. Я не уверен, что вы узнали бы его, даже укуси оно вашу тощую задницу.
— Вы унизили меня!
— Унизил вас?! Да мне надо было вышвырнуть вас.
— Вы подорвали мой авторитет!
Что-то горячее взорвалось в глазах Митча. Казалось, красный огонь сжирал его контроль над собой в первый раз за многие годы. Митч резко, без предупреждения, остановился, развернулся к Меган, схватил ее за плечи и прижал к прозрачному оргстеклу, установленному выше хоккейной деревянной коробки.
— Это — мой город, агент О’Мэлли, — прорычал он, приблизившись на дюйм к ее лицу. — У вас нет ни власти, ни авторитета. Вы здесь, чтобы содействовать, если попросят. Вы можете иметь хоть полную задницу степеней, но, очевидно, вы были в дамской комнате, когда они в Бюро раздавали авторитет.
Она смотрела на него в упор, не отводя глаз, таких невероятно огромных глаз. Мягко очерченный рот, словно круглое «О». Он хотел напугать ее, шокировать. Миссия выполнена. Она так и не застегнула свою тяжелую куртку, и, казалось, Митч почти видел, как ее сердце бешено бьется под зеленой водолазкой.
Очарованный, он заскользил взглядом вниз. Из-за развернутых плеч ее грудь была устремлена вперед, и именно она зацепила его внимание. Два небольших круглых полушария, и, когда он уставился на них, соски слабо, но обрисовались под тонкой тканью водолазки. Огонь негодования, бушевавший в нем только что, перерос во что-то менее цивилизованное, примитивное, первобытное. Мгновение назад он намеревался установить профессиональное доминирование, но в таком огне мотивация плавилась и изменялась, скатываясь вниз из уголков его ума, ответственных за логику, к другой его части, которой эта логика была не нужна.
С трудом оторвавшись от соблазнительных бугорков, он медленно перевел взгляд на маленький подбородок, вызывающе выдвинутый вперед, на рот, который немного дрожал, выдавая явно наигранную браваду, и вновь задержался на ее глазах глубокого и ярко-зеленого цвета, как бархат, обрамленных короткими, но густыми и черными, как ночь, ресницами.
— У меня никогда не было таких проблем с Лео, — пробормотал он. — Но, правда, и поцеловать Лео я никогда не хотел.
Меган была не так проста, чтобы позволить ему это. Она знала наизусть все аргументы против, мысленно повторяла их раз за разом сегодня вечером, как заклинания от злых духов. Это глупо. Это опасно. Это плохое занятие… И сейчас, когда она так вызывающе поднимала подбородок и сдерживала дыхание, они зашевелились в ее мозгу…
С трудом она высвободила руки и поставила между ними барьер. Ее действия успешно вернули Митчу самообладание. Он откинул голову назад и заморгал, голова медленно прояснялась. Он потерял контроль. Эта мысль, как колокольчик, звенела в ушах. Не теряй контроль. Сдерживай гнев. Управляй эмоциями. Контролируй действия. Эти установки охраняли Митча в течение двух долгих лет, и как вовремя они сработали, чтобы вытащить его, когда близкое дыхание Меган О’Мэлли довело его до грани срыва.
Они уставились друг на друга настороженно, выжидающе, сдерживая дыхание в темноте арены.
— Я буду делать вид, что ничего не произошло, — объявила Меган без какого-либо усилия или справедливого негодования, которое можно было бы ожидать. Ее заявление прозвучало как обещание, которое — она знала — она не сможет сдержать.
Митч ничего не ответил. Пожар внутри внезапно погас, и от него осталось только легкое зарево. Он снял руки с ее плеч и отступил на шаг. Сначала она хотела узурпировать его власть, затем отнять у него его здравомыслие, а потом сделать вид, что ничего не произошло. Эта мысль обуздала часть его, но это не была его интеллектуальная часть.
Было глупо хотеть Меган О’Мэлли. Следовательно, он не хочет Меган О’Мэлли. Простое дело. Она даже не в его вкусе. Маленькие и резкие, как наждак, никогда ничего для него не значили. Ему нравились свои женщины, высокие и изящные, теплые и милые. Как его Эллисон. Ничего общего с этим маленьким пакетом ирландского характера и феминистского произвола.
— Да-а, — протянул он с глубоким сарказмом. — Хороший ход, О’Мэлли. Забудьте об этом. Не хотелось бы пойматься на демонстрацию вашей женственности.
Было видно, что слова ужалили, к чему он и стремился, но удар не принес удовлетворения. Все, что шевельнулось внутри его, было чувство вины и намек на сожаление, которое изучить поближе у него не было никакого желания…
Входная дверь со стуком распахнулась, и эхо, как резиновый мячик, запрыгало в тишине ледовой арены.
— Шеф! — орал Нога. — Шеф!
Митч остолбенел, комок внутри него удваивался, утраивался, когда он через мгновение сорвался с места и помчался вдоль оградительного барьера катка. Пожалуйста, Господи! Пусть он скажет, что они нашли Джоша. И пусть он будет живым! Но когда он загадал желание, холодные мурашки разбежались по коже и костлявые пальцы страха сжали его горло.
— Что?! — спросил он, добежав до офицера.
Взгляд, который Нога устремил на Шефа, был тусклый и холодный — лицо страха.
— Вам лучше посмотреть самому.
— Гоподи Иисусе! — прошептал Митч в отчаянии. — Джош?
— Нет. Но пойдемте!
Меган последней выбежала из здания. Холод сразил ее почти физически. Она застегнула молнию парки, вытащила из кармана перчатки и натянула их. Шарф сполз с одного плеча и развевался, как знамя, позади нее. Когда она помчалась через автостоянку, он окончательно слетел на землю.
Митч рванул вперед по изрытому колеями льду в модных туфлях, как опытный спринтер. На полпути до холма, у дальнего края площадки, еще трое полицейских стояли вместе, прижавшись к высокой безлистной живой изгороди.
— Что? — рявкнул он. — Что вы нашли?
Никто не ответил. Они смотрели друг на друга, безмолвные, ошеломленные.
— Ну, мать вашу! — не сдержался Митч. — Хватит трахаться, засранцы! Кто-нибудь скажет мне хоть что-то?
Лонни Дитц сделал шаг в сторону, и луч искусственного света упал на нейлоновую вещевую сумку. Кто-то написал на ее боку большими печатными буквами: ДЖОШ КИРКВУД.
Митч опустился на колени в снег. Вещевая сумка лежала перед ним, как бомба замедленного действия. Молния на ней была немного приоткрыта, и листок бумаги торчал из щели, трепеща на ветру. Митч захватил самый краешек бумаги и медленно вытащил его из сумки.
— Что это? — спросила Меган, затаив дыхание, опускаясь около него. — Требование выкупа?
Митч развернул записку и прочитал ее — сначала быстро, затем еще раз — медленно; его кровь холодела с каждым прочитанным словом.