Вскоре замужние женщины, к которым присоединился пастор, организовали движение, направленное на то, чтобы изгнать Магдалену из города. Ее присутствие стало первым знаком проникновения в Сент-Эндрю греховной жизни больших городов — то есть именно того, от чего ушли в глушь поселенцы. Пастор Гилберт отправился к Чарльзу Сент-Эндрю, поскольку тот давал работу лесорубам — тем завсегдатаям избушки Магдалены, на которых можно было открыто пожаловаться.
Как ни благосклонно отнесся Чарльз к требованиям пастора, он все же упомянул о том, что у услуг, которые оказывает лесорубам Магдалена, есть и другая сторона, которую не учитывают горожане. Лесорубы повиновались природному порыву — с чем пастор скрепя сердце согласился, ведь они находились в такой дали от законных спутниц жизни. А без услуг Магдалены, кто знает, до чего могли дойти эти мужчины? На самом деле, ее присутствие было в некотором роде залогом безопасности жен и дочерей горожан.
Вот так было заключено непростое перемирие между шлюхой и благочестивыми горожанками. И это продолжалось семь долгих лет. Во времена бед и болезней Магдалена вносила свою лепту, нравилось это другим женщинам или нет. Она ухаживала за больными и умирающими, она могла накормить изможденного странника, она опускала монетки в церковную кружку, когда никто не видел, что она вошла в церковь. И я никак не могла избавиться от мысли о том, что Магдалена страдает из-за того, что все женщины в городе от нее отвернулись. При всем том вела она себя почтительно и общения с горожанками не искала.
Истинные обстоятельства жизни Магдалены оставались загадкой для многих детей. Мы видели, что наши матери избегают ее. Большинство маленьких детишек считали ее колдуньей или каким-то сверхъестественным существом. Я помнила о том, как дети швыряли в Магдалену камешками, как они дразнили ее. Я так себя не вела. Даже в раннем детстве я чувствовала, что в ней есть что-то интригующее. По всем правилам мне ни за что не стоило с ней знакомиться. Моя мать была доброй женщиной, никого не судила, но такие, как она, с проститутками не знаются, и их дочери с ними тоже знаться не должны. И все же я познакомилась с Магдаленой.
Это случилось во время долгой проповеди однажды в воскресенье. Я отпросилась у отца и пошла в уборную. Но потом я не вернулась на балкон к отцу, а вышла из церкви. Было теплое летнее утро. Я пошла к амбару Тинки Тэлбота и посмотрела на новый выводок поросят. Поросята были розовые, с черными пятнышками и редкой, но грубой щетиной. Я постояла у загона, потрогала любопытные пятачки поросят, послушала, как они смешно хрюкают.
А потом я посмотрела в сторону — туда, куда уводила тропинка. Так близко к загадочному домику я еще никогда не подходила. И я увидела Магдалену. Она сидела в кресле-качалке на узеньком крылечке, сжав в зубах мундштук длинной черной трубки. Сидела, завернувшись в плед, и радовалась солнцу. Ее распущенные волосы (какой стыд!) разметались по плечам. Части ее тела, не покрытые пледом, были стройными и нежными. Сквозь кожу просвечивали ключицы — тоненькие, словно у птички. Она не была напудрена, лишь уголки ее глаз были подведены сажей, да губы были едва тронуты помадой.
Она была не похожа на других женщин в нашем городке. К примеру, она не стеснялась сидеть одна на виду, она не стыдилась ничего не делать. Меня сразу потянуло к ней, хотя она меня пугала. Да, в ней было что-то порочное. В конце концов, она не посещала церковную службу. Было воскресенье, а она сидела на крылечке, довольная собой, в то время как все остальные горожане находились в церкви.
Она прикрыла ладонью глаза от солнца:
— Здравствуй. Ты кто?
В то мгновение я приняла решение. Я могла бы убежать обратно, в церковь, но я сделала несколько робких шажков в сторону дома Магдалены.
— Вы меня не знаете, мэм. Меня зовут Ланор Мак-Ильвре.
— Мак-Ильвре, — повторила она. Она словно бы мысленно взвесила эту фамилию и убедилась в том, что она ей незнакома. Значит, мой отец не был в числе ее посетителей. — Да, милочка, похоже, я не имела счастья с тобой познакомиться.
Я сделала реверанс. Она улыбнулась:
— Меня зовут Магдалена — но, видимо, это тебе известно. Ты можешь называть меня Магдой.
Вблизи она была очень красива. Магдалена встала, чтобы поправить плед. Оказалось, что на ней ночная сорочка — тоненькая, из бледного льна, с низким вырезом, подхваченным тонкой розовой ленточкой. В практичном доме вроде нашего у моей матери не было ни одного предмета одежды, который был бы настолько женственным, как эта чуть поношенная ночная сорочка Магды. Я была поражена сочетанием ее красоты и красоты ее сорочки. Впервые в жизни я по-настоящему позавидовала другому человеку.
Магдалена заметила, что я рассматриваю ее наряд, и ее лицо озарилось понимающей улыбкой.
— Погоди-ка минутку, — сказала она и ушла в дом. Вернулась и протянула мне розовую бархатную ленту.
Вы просто представить себе не можете, какое сокровище она мне предлагала; мануфактурные товары были огромной редкостью в нашем бедном городишке, а уж такие украшения, как ленты, — тем более. К более нежной ткани я никогда не прикасалась, и держала я эту ленту бережно, как новорожденного крольчонка.
— Я не могу принять такой подарок, — сказала я, хотя мне ужасно хотелось взять ленточку.
— Глупости! — рассмеялась Магдалена. — Это всего лишь кусочек отделки платья. Что мне с ним делать? — солгала она, глядя, как я осторожно прикасаюсь к ленте. — Возьми. Я настаиваю.
— Но мои родители спросят, где я взяла эту ленточку…
— А ты им скажи, что ты ее нашла, — предложила Магдалена, но мы обе знали, что я не смогу так сказать.
Это было совершенно неправдоподобно. Невозможно было найти такую красивую вещицу в Сент-Эндрю. И все же я не могла заставить себя вернуть ленточку Магде. Она обрадовалась, когда я зажала ее подарок в кулаке, и улыбнулась — не победно, а скорее по-товарищески.
— Вы так щедры, госпожа Магда, — сказала я и снова сделала реверанс. — Я должна вернуться на службу, иначе мой отец забеспокоится, не случилось ли со мной чего.
Магдалена чуть запрокинула голову и посмотрела на церковь как бы немного свысока:
— Ах, ты права. Не стоит заставлять родителей волноваться. Очень надеюсь, вы еще навестите меня, мисс Мак-Ильвре.
— Обязательно. Обещаю.
— Вот и славно. А теперь беги.
И я побежала по тропинке, подхватывая подол юбки над лужами. Прежде чем свернуть к церкви, я обернулась через плечо и увидела, что Магда уселась в кресло-качалку. Она с довольным видом покачивалась в нем и смотрела в сторону леса.
Я едва дождалась следующего воскресенья, чтобы снова удрать со службы и навестить Магду. Ленточку я спрятала в кармане одной из нижних юбок. Время от времени засовывала руку в карман и тайком гладила ленту. Она напоминала мне о Магде, которая была так не похожа ни на мою мать, ни на всех остальных женщин в нашем городке. Одно только это заставляло меня восхищаться ею.