Меня заставляло восхищаться ею и то, что у нее не было мужа, хотя в ту пору я не очень понимала, почему мне это так нравится. Ни одна женщина в Сент-Эндрю не жила без мужчины, и мужчина всегда был главой семейства. Магда была единственной женщиной, способной высказаться от своего имени, хотя, судя по всему, она почти не высказывалась. Я сомневалась в том, что она посещает городские собрания. Тем не менее она продолжала жить по собственным правилам, и, похоже, ей это удавалось. Это также было достойно восхищения.
И вот в следующее воскресенье я снова нашла повод выйти из церкви (хотя отец очень сурово на меня посмотрел) и побежала к избушке Магды. На этот раз она стояла на крыльце, одетая не так небрежно, как в прошлый раз. На ней была красивая полосатая юбка и шерстяной жакет цвета вереска. Очень необычный цвет. Казалось, она специально так оделась, чтобы вызвать мой восторг. Ей это удалось. Я была польщена.
— Добрый день, госпожа Магда, — проговорила я, подбежав к ней, немного задыхаясь от быстрого бега.
— С воскресеньем вас, мисс Мак-Ильвре.
Ее зеленые глаза сверкали. Мы завели разговор. Она спросила меня о моей семье. Я указала в ту сторону, где находилась наша ферма. Потом собралась было вернуться в церковь, и тут Магда смущенно проговорила:
— Я бы пригласила тебя к себе в дом, но боюсь, твои родители этого не одобрят. Они ведь знают, какая я. Это будет нехорошо.
Наверное, она догадывалась, что мне будет любопытно заглянуть в ее жилище. Ее обитель, средоточие ее независимости! Я знала, что нужно вернуться на службу, где меня ждал отец… но как я могла отказать ей?
— У меня всего минутка… — пробормотала я, поднялась на крыльцо и вошла в домик следом за Магдой.
Я словно бы попала внутрь шкатулки с драгоценностями — хотя на самом деле, конечно, это мне только показалось. В маленькой комнатке почти все место занимала узкая кровать, накрытая красивым красно-желтым покрывалом, украшенным вышивкой. На подоконнике одного из окон стояли стеклянные бутылки. Солнечный свет, проникая сквозь них, ложился на пол зелеными и коричневыми бликами. В глиняной миске, расписанной крошечными розочками, лежали простенькие украшения. Одежда Магды висела на крючках, вбитых в стену у задней двери. Это было ассорти пышных юбок самого разного цвета, а еще — широкие пояса и множество нижних юбок. У двери стояли изящные дамские ботинки — да не одна пара, а две. Разочаровало меня только то, что в комнате было душно. Воздух пропах мускусом. В те годы я еще не знала, что это за запах.
— Я бы хотела жить в таком доме, — сказала я.
Мои слова рассмешили Магду.
— Бывало, я жила в домах покрасивее этого, — сказала она, садясь в кресло, — но и этот сойдет.
Прежде чем я ушла, Магда дала мне два совета — как женщина женщине. Первый совет был такой: женщина всегда должна откладывать какие-то деньги для себя.
— Деньги очень важны, — сказала мне Магда и показала, где хранит кошель, набитый монетами. — Только они позволяют женщине по-настоящему владеть собственной жизнью.
А второй совет был вот какой: женщина никогда не должна предавать другую женщину из-за мужчины.
— Время от времени такое происходит, — сказала Магда, горько вздохнув. — И это можно понять, если учесть, какая власть отдана в этом мире мужчинам. Нас заставляют верить в то, что женщина в своей жизни достойна только мужчины, но это не так. Как бы то ни было, мы, женщины, должны держаться вместе, потому что зависеть от мужчин — ужасная глупость. Мужчина только и делает, что постоянно тебя огорчает.
Она склонила голову. Клянусь: в это мгновение я заметила слезы у нее на глазах. Я слушала ее, сидя на полу у ее ног.
Только я собралась встать и уйти, как в дверь постучали. Магда не успела открыть дверь. В дом без приглашения вошел широкоплечий мужчина. Я признала в нем одного из дровосеков Сент-Эндрю:
— Здорово, Магда. Я подумал — ты небось одна, скучаешь. Все-то в церкви… А это кто? — Мужчина замер, увидев меня. На его обветренных губах заиграла нехорошая улыбка. — У тебя новая девочка, Магда? Ученица?
С этими словами он схватил меня за руку так, словно я была вещью, а не человеком.
Магда встала между нами:
— Она моя подруга, Ларс Холмштрем, и это не твое дело. Держи свои грязные руки подальше от нее. — Она обернулась, подтолкнула меня к задней двери и вывела за порог. — Ступай. Может, увидимся на следующей неделе.
Я опомниться не успела, как оказалась на куче опавших листьев. Сухие сучки потрескивали у меня под ногами. Дощатая дверь захлопнулась у меня перед носом, и Магда занялась своим делом. Она отрабатывала цену своей независимости. Я выбралась по подлеску на тропинку и побежала к церкви. Прихожане выходили на залитую солнцем лужайку. Я знала, как отругает меня на этот раз отец, но решила, что игра стоила свеч; Магда была просто мастерицей в загадках жизни, и я чувствовала: я буду у нее учиться этому ремеслу, чего бы это ни стоило.
Как-то раз, летним вечером, в тот год, когда мне исполнялось пятнадцать, весь город собрался на пастбище Мак-Дугласа, чтобы услышать проповедь странствующего проповедника. Я до сих пор вижу, как наши соседи шли к этому золотому полю, как блестела под солнцем трава, как от тропы, вившейся через поле, поднималась пыль. Пешком, верхом на лошадях, в фургонах — почти все обитатели Сент-Эндрю отправились в этот день на пастбище Мак-Дугласа. Но уверяю вас, их вела не чрезвычайная набожность. Странствующие проповедники в нашу лесную глушь заглядывали редко, так что для нас их приезд всегда был развлечением, лекарством от скуки.
Этот проповедник взялся как бы из ниоткуда, и за несколько лет у него появились приверженцы и создалась репутация пламенного оратора и бунтовщика. Ходили слухи о том, что он посеял раскол среди прихожан ближайшего городка — Форт-Кент, день езды на лошади на север от нас. Там он настроил традиционных конгрегационалистов [4] против реформаторов новой волны. Ходили также разговоры о том, что Мэн станет штатом, выйдет из-под диктата Массачусетса. Словом, в воздухе чувствовалась тревога — религиозная и политическая. Мог вспыхнуть бунт против той религии, которую поселенцы принесли с собой из Массачусетса.
Моя мать уговорила отца пойти на это собрание. Нет, она вовсе не собиралась отрекаться от католической веры, ей просто хотелось на полдня куда-то уйти из кухни. Она расстелила на земле одеяло, села и стала ждать начала проповеди. Отец сел рядом с ней, опустил голову и стал подозрительно поглядывать по сторонам — кто еще из горожан явился сюда. Мои сестренки уселись рядом с матерью, аккуратно одернув подолы юбок. Невин исчез сразу же, как только остановился наш фургон. Ему не терпелось встретиться с мальчишками, которые жили на соседних фермах.