Она снова подняла голову, вслед за Эолером выходя на солнечный свет. Шум дневного лагеря оглушил ее: дети, играющие на глинистой земле под бдительным присмотром, придворные дамы — многие в лохмотьях, оставшихся от их парадной одежды, — приготовляющие белок и зайцев для котла с похлебкой и мелющие зерно на плоских камнях. Деревья, тесно окружившие каменный пятачок на склоне горы, нехотя кланялись ветру.
Мужчин почти не было; те, кто не погиб у Иннискрика и не залечивал раны в сотах пещер, были на охоте или стояли на страже нижних склонов, чтобы пресечь любые попытки Скали окончательно сокрушить сопротивление гордого Эрнистира.
Все, что у нас осталось, это воспоминания, подумала она, глядя на свою изорванную, грязную юбку, и потаенные пещеры Грианспога. Мы загнаны, как лисица в нору. Когда Элиас, охотник, явится, чтобы забрать добычу у пса Скали, с нами будет покончено.
— Чего вы хотите от меня, граф Эолер? — спросила она.
— Это не я хочу, Мегвин, — сказал он, тряхнув головой. — Это Скали. Часовые сообщают, что все утро он стоял у подножия Моир Браха, призывая вашего отца.
— Пусть свинья визжит. — Мегвин нахмурилась: — Почему никто из мужчин не воткнул стрелу в его грязную шкуру?
— Стреле не долететь до него, принцесса. И с ним полсотни людей. Боюсь, что мы должны спуститься и выслушать его — из укрытия, конечно, невидимые.
— Конечно, — презрительно сказала она. — А почему нас должно заботить, что там говорит Скали Острый Нос? Не сомневаюсь, он снова предлагает нам сдаться.
— Возможно. — Граф Эолер задумчиво опустил глаза, и Мегвин внезапно стало жаль, что он должен терпеть ее недоброжелательство. — Но я думаю, и что-то еще, леди.
— Хорошо, — сказала она. Мегвин хотелось уйти от постели умирающего Ллута, и она ненавидела себя за это желание. — Позвольте мне только надеть туфли, и я пойду с вами.
Почти час понадобился им, чтобы спуститься по заросшему лесом склону. Земля была мокрой и раскисшей, воздух холодным. Мегвин шла по оврагу вслед за Эолером, и за ней тянулись облачка дыхания. Серый холод выгнал из Циркколя птиц, а может быть лишил их голоса. Ни один звук не сопровождал их в пути, кроме смутного бормотания шелестящих веток.
Мегвин смотрела на стройную фигуру графа Над Муллаха, который легко пробирался через густой подлесок, двигаясь с грацией и безмятежностью ребенка, и снова была полна глупой и безнадежной любви к нему. Это чувство казалось ей, длинноногой, неуклюжей дочери умирающего человека, таким нелепым, что перешло во что-то вроде злобы. Когда Эолер повернулся, чтобы помочь ей перейти через выступающий валун, она нахмурилась возмущенно, как будто он предложил ей не руку, а оскорбление.
Люди, столпившиеся под прикрытием маленькой рощи, из которой был виден длинный хребет, именуемый Моир Брах, были ошеломлены появлением Мегвин и Эолера, но быстро опустили вскинутые луки и знаками показали вновь прибывшим подойти к ним. Глядя вниз на каменный палец, благодаря которому хребет получил свое название, сквозь заросли папоротника, она увидела толпу маленьких как муравьи фигурок, на расстоянии примерно полумили от их укрытия.
— Он только что заткнулся, — прошептал один из часовых, почти мальчик, с расширенными от возбуждения глазами. — Он сейчас опять начнет, принцесса, вот увидите!
Как бы в подтверждение его слов, одна из фигурок отделилась от толпы людей в шлемах и капюшонах, окружавших повозку и упряжку лошадей. Фигурка поднесла руки ко рту и стояла так, повернувшись слегка к северу от укрытия эрнистирийцев.
—..последний раз… — его голос едва доносился к ним, приглушенный расстоянием. — Я предлагаю вам… заложники… вернуть за…
Мегвин напрягала слух, чтобы разбирать слова. Информация?
—..о мальчишке колдуна и… принцессе.
Эолер быстро взглянул на Мегвин, которая сидела неподвижно, застыв, как статуя. Что им нужно от нее?
—..если вы не скажете… где… находится принцесса… мы… этих заложников.
Человек, который говорил — а Мегвин в душе была уверена, что это сам Скали, просто по тому, как он шел, широко расставив ноги, и злобному издевательскому тону, которого не могло скрыть даже расстояние, — помахал рукой, и к месту, где он стоял, подтащили от повозки сопротивляющуюся фигурку в светло-голубых лохмотьях. У Мегвин страшно сжалось сердце. Она знала, что светло-голубое платье принадлежит Сигве, маленькой Сигве, хорошенькой и глупенькой.
— …если вы не скажете нам… вы знаете… принцесса Мириамель, вещи… плохо для этих… — Скали махнул рукой, и брыкающаяся, тоненько кричащая девушка — которая могла и не быть Сигвой, старательно убеждала себя Мегвин, — была брошена обратно в повозку, к другим пленникам, лежащим в ней.
Итак, это принцессу Мириамель они ищут, сообразила она, дочь Верховного короля! Она убежала? Похищена?
— Неужели мы не можем сделать хоть что-нибудь? — прошептала она Эолеру. — А что это за мальчишка колдуна?
Граф резко покачал головой, лицо его было мрачным.
— Что мы можем сделать, принцесса? Скали только того и хочет, чтобы мы спустились вниз. У него вдесятеро больше людей, чем у нас!
Долгие минуты прошли в молчании. Мегвин смотрела вниз, и неукротимая ярость поднималась в ней. Она уже собиралась сказать Эолеру и остальным, что если никто из мужчин не захочет сопровождать ее, она одна спустится в Тайг и освободит пленников Скали… или, что более вероятно, погибнет, сражаясь за них, — когда толстый человек внизу сдернул шлем, обнажив желтое пятно шевелюры, и снова вышел к основанию Моир Браха.
— Очень хорошо! — прогремел он. — …и проклятие Локкена… бессмысленное упрямство! Мы… и заберем этих… — маленькая фигурка показала на повозку. — Но… оставим вам подарок. — Какой-то темный тюк отвязали от седла одной из лошадей и бросили к ногам Скали Острого Носа. — Просто на случай… ждут помощи!.. Не очень-то поможет… против… Кальдскрика!
Он вскочил на коня и под хриплый скрежет рога вместе с сопровождающими ускакал к долине. Повозка, громыхая, катилась за ними.
Они выждали час, прежде чем начали спускаться в лощину, двигаясь настороженно, как олениха, пересекающая открытое место. Спустившись к подножию Моир Браха, они побежали к завернутому в черное узлу, оставленному Скали.
Когда его развернули, люди в ужасе закричали и забились в рыданиях беспомощного горя… но Мегвин не проронила ни слезинки, даже когда увидела, что сделали мясники Скали с ее братом, прежде чем он умер. Когда Эолер положил ей на плечо руку, чтобы увести от пропитанного кровью плаща, она молча стряхнула ее, потом повернулась и с силой ударила его по щеке. Он не протестовал, только с отчаянием смотрел на нее. Она знала, что не из-за удара слезы стояли в его глазах — и от этого еще больше ненавидела его.
Но глаза ее оставались сухими.
Хлопья снега кружились в воздухе, залепляя глаза, оседая на одежде, замораживая пальцы и уши так, что их сильно щипало, — но Джирики и трое его спутников-ситхи, казалось, не замечают этого. Саймон и остальные медленно двигались, сидя на лошадях, а ситхи весело шли впереди, часто останавливаясь, чтобы подождать всадников, спокойные, как сытые коты. Их светящиеся глаза были безмятежны. Проведя в пути весь день от рассвета до сумерек, Джирики и его товарищи казались этим вечером у костра такими же бодрыми и полными сил, какими они были на рассвете.