Дорога была пуста. Десятки людей, дочь принца и ее вооруженные воины, кони, мулы, повозки с шерстью, целая армия напавших на них чудовищ — все исчезло. Бесследно. Как и туман.
Ужас скрутил Бека, словно чья-то крепкая рука, под ложечкой засосало, и его стошнило. Он вытер рот и поспешил сесть в седло, проклиная боль в спине. Его товарищи исчезли без следа. Он понятия не имел, где их искать. Впрочем, искать он никого не собирался, потому что ни на минуту не хотел задерживаться в этом проклятом месте. Ему хотелось одного: скакать и скакать, пока не доберется до ближайшего жилья.
Он знал, что больше никогда в жизни не приблизится к этим холмам. Даже если ему придется отказаться от доли в семейном деле, а его жена и дети будут побираться ради куска хлеба, он все равно не поедет сюда.
Реймон пришпорил коня и двинулся на восток, пригнувшись к шее лошади и обливаясь слезами.
Наступило раннее утро, но Бриони, несмотря на страшную усталость, так и не сомкнула глаз. Всю ночь она лежала, глядела в темноту и прислушивалась к дыханию Мойны, Розы и еще трех молодых придворных дам, оставшихся в замке накануне похорон Кендрика.
«И как они могут спать, — удивлялась она про себя. — Неужели они не понимают, что наши жизни в опасности, что королевство вот-вот погибнет?»
Если Шасо в одиночку совершил это убийство, совершенно невозможно понять, зачем он это сделал. Кому теперь можно доверять? Если же, невероятным образом, его подкупили, или кто-то другой убил Кендрика, а обвинение пало на Шасо — значит, жестокий удар нанесен в самое сердце семьи Эддонов преднамеренно. Враг напал на них в их собственном доме, в ночи. Как после этого можно заснуть?
Сердце у нее сильно забилось за миг до того, как она различила какой-то новый звук: в дверь комнаты тихо постучали. Она знала, что за дверью дежурят стражники. Даже беспечный болван Феррас Вансен не оставит ее без охраны в такую ночь. Бриони накинула плащ прямо поверх ночной рубашки — в комнате было прохладно — и направилась к двери.
«Но ведь и Кендрика охраняли, — вспомнила она, и от этой мысли по телу побежали мурашки. — Он, наверное, тоже считал, что находится в безопасности».
— Принцесса? — Голос звучал очень тихо, но Бриони его сразу узнала.
Ее сердце вновь сжалось от страха, теперь по другой причине. Она шагнула к дверям, но тут же остановилась и спросила:
— Чавен? Это вы? Действительно вы?
— Да, это я, — ответил из-за двери врач.
— Мы тоже здесь, ваше высочество. Не бойтесь, откройте дверь!
Бриони узнала хрипловатый голос одного из солдат; имени его она не помнила.
В последние дни принцесса пережила столько ужасных событий, что ей стоило труда не вздрогнуть, когда дверь распахнулась. В ярком свете факелов за порогом стоял Чавен со стражниками. Лицо врача было серьезным и изможденным, но в его глазах Бриони не увидела того, чего так боялась.
— Что-то с братом?
— Да, моя госпожа. Нет, ничего страшного. Я пришел сообщить вам, что в его болезни наступил перелом. Конечно, принц поправится не скоро, но я уверен — жить он будет. Он зовет вас.
— Милосердная Зория! Спасибо всем богам! — Бриони опустилась на колени и склонила голову в молитве.
Казалось, она должна быть на седьмом небе от счастья, но вместо этого у нее закружилась голова. Как только страшная опасность миновала, оцепенение, помогавшее принцессе держать себя в руках, моментально исчезло. Девушка попыталась встать, но зашаталась и стала падать. Чавен и один из стражников подхватили ее.
— Мы выживем, — прошептала она.
— Да, принцесса, — ответил врач. — Однако сейчас вы отправитесь в постель.
— Но Баррик!…
Комната по-прежнему вращалась перед ее глазами.
— Я скажу ему, что вы придете, как только начнет светать. Скорее всего, он уже спит.
— Чавен, передайте брату, что я люблю его.
— Непременно, — пообещал Чавен.
Бриони позволила уложить себя в постель. Она думала о бедном Кендрике, чье тело сейчас находилось в руках девственных жриц Керниоса. Стены комнаты продолжали медленно кружиться вокруг принцессы, и мысли о брате не смогли придать ей достаточно сил.
— Скажите Баррику… — пыталась выговорить Бриони. — Скажите Баррику…
Но усталость одержала верх, и девушка уснула.
ЯГОДЫ
Белые, как кость, красные, как кровь,
Красные, как угольки, белые, как день.
Неужели среди них нет сладких?
Из «Оракулов падающих костей»
Автарка окружали роскошь и великолепие, во много раз превосходящие все богатство каменного храма Улья. Отделанный черно-белой плиткой Тронный зал был до отказа заполнен людьми: воинами, купцами, вельможами и слугами Бесценного. С потолка смотрели изображения богов. Сам автарк восседал в центре на Соколином троне. Перья, выточенные из драгоценных топазов, покрывали огромную птичью голову над троном, а глаза птицы были сделаны из красной яшмы. Раскрытый позолоченный клюв гигантского сокола отбрасывал тень на Сулеписа Бишаха ам-Ксиса III. Автарка окружали «леопарды» — его гвардейцы, а тех, в свою очередь, обступили знаменитые перикалезские наемники — «белые гончие». Это было уже второе или третье поколение «белых гончих»: их предков взяли в плен в великом морском сражении воины дедушки нынешнего автарка. Мало кто из «гончих» знал язык Перикала, но белокожих женщин у повелителя огромного континента Ксанд было достаточно, а потому и кожа, и волосы воинов по-прежнему оставались светлыми, как у их предков. Впрочем, северяне в любом случае выглядели странно: даже испуганной и смущенной Киннитан они куда больше напомнили медведей, которых она видела на картинках, нежели гончих. У них у всех были очень широкие плечи, длинные волосы и бороды.
Киннитан заметила, как из-за спины перикалезца на нее смотрит один из «леопардов». Прикрепленный к шлему длинный черный хвост свидетельствовал о том, что это не простой воин. У «леопарда» был суровый взгляд, а искусно изготовленные доспехи подчеркивали ширину его плеч. Испугавшись, что совершила ошибку, Киннитан опустила глаза.
Когда она подняла взор, толпа придворных отходила от Соколиного трона. Они отступали назад, кланяясь и взмахивая руками, и Киннитан вновь увидела автарка. Молодой бог во плоти, откинувшись назад и глядя на распростертый над его головой клюв, почесывал нос, словно находился в зале один. На руках у него сверкали золотые напалечники — подобно крошечным стражникам, они защищали живого бога от всего, что его окружало. Таково правило — непреложное, как голубое небо: автарк не должен прикасаться ни к чему нечистому.
Мать Киннитан опять заплакала. Сама девушка хоть и была напугана, но поведения матери не понимала. Она толкнула ее локтем в бок, допустив немыслимую дерзость для дочери.