— Нужен какой-нибудь предмет, чтобы подпереть зеркало, — раздался в напряженной тишине голос Чавена. — А, вот чашка она подойдет наилучшим образом. Свечу поставим сюда, сбоку от зеркала, но так, чтобы она в нем отражалась. Как зовут мальчика? Кремень? Кремень, иди сюда и сядь за стол. На эту скамью.
Светловолосый мальчик послушно поднялся и подошел к столу. Отрешенное выражение, застывшее на его лице, сменилось растерянностью. Любой на его месте растерялся бы, пронеслось в голове у Чета. Как бы там ни было, они считают себя родителями Кремня, а разве не сумасбродство со стороны родителей, пусть даже приемных, доверить свое дитя столь странному субъекту в очках? Несмотря на свой малый для человека рост, лекарь казался таким громоздким по сравнению с миниатюрной мебелью. И этот одуревший от собственной учености человек, обладающий какой-то загадочной мудростью, намерен сотворить с мальчиком неизвестно что.
— Все будет хорошо, сынок, — неожиданно для самого себя сказал Чет.
Кремень скользнул по нему равнодушным взглядом и опустился на скамью.
— Дитя мое, подвинься немного, чтобы ты видел только свечу, — распорядился лекарь.
Мальчик беспрекословно выполнил приказ. Чавен встал у него за спиной.
— Встаньте так, чтобы он не мог вас видеть, — повернулся лекарь к Чету и Опал, замершим поодаль. — Отойдите вон туда, в сторону.
— Вы не причините ему вреда? — дрожащим голосом спросила Опал.
При звуке ее голоса мальчик вздрогнул.
— Я же сказал, нет никакой опасности для мальчика, — нетерпеливо произнес Чавен. — Он не почувствует ни малейшей боли. Ему всего лишь придется немного… поговорить. Ответить на несколько вопросов.
Опал встала рядом с Четом и сжала его руку; он уже забыл, когда в последний раз жена так крепко сжимала его руку.
— А теперь посмотри в зеркало, дитя мое, — раздался тихий голос Чавена.
Странно было вспоминать о том, что этот человек, ныне удивительно спокойный, всего несколько часов назад рыдал и метался как одержимый.
— Ты видишь пламя свечи? — продолжал Чавен. — Видишь, я знаю. Он горит прямо перед тобой, этот ясный огонек. Смотри на него. Смотри на него не отрываясь. Ты видишь, как он движется? Видишь, как он сияет? Огонь окружен тьмой, но он горит все ярче.
Чет не видел лица Кремня — зеркало было расположено под таким углом, что он не мог его разглядеть. Но он заметил, что мальчик, поначалу застывший в напряженной позе, немного расслабился. Несколько минут назад он горбился, словно пытался защититься от порывов ледяного ветра, а сейчас его худые плечи расправились. Кремень всем телом подался вперед, к зеркалу, где сверкало невидимое для Чета отражение свечи.
Голос Чавена, негромкий, размеренный, продолжал звучать в тишине. Лекарь говорил только о свече, о ее пламени, горящем во тьме; наконец Чет ощутил себя во власти каких-то неведомых чар. Стол, свеча, мальчик, зеркало — все это казалось ему смутными видениями, готовыми вот-вот раствориться в сумраке. Голос лекаря становился все тише и наконец смолк. В комнате воцарилась полная тишина.
— Теперь мы вместе совершим путешествие, дитя, — после долгой паузы вновь заговорил Чавен. — Ничего не бойся, дитя мое, ведь я буду с тобой. Ты будешь видеть и при этом останешься невидимым. То, что ты увидишь, не причинит тебе вреда. Ничего не бойся.
Опал так крепко стиснула руку Чета, что он невольно дернулся, пытаясь отцепиться от ее хватки. Свободной рукой он погладил жену по плечу, надеясь, что этот ласковый жест немного успокоит ее и она перестанет сжимать его многострадальные пальцы.
— Ты снова стал маленьким, совсем маленьким, — донесся до него слабый голос Чавена. — Ты младенец, ты едва умеешь ходить и лежишь в колыбели. Где ты? Что ты видишь вокруг себя?
В комнате повисло безмолвие, которое внезапно нарушил странный звук. Чет с трудом понял, что это говорит Кремень, — так удивительно звучат голос приемного сына. Голос этот ничуть не напоминал хриплый басок диковатого мальчишки, которого они некогда привели в свой лом, или угрюмое бормотание пребывающего в вечной дреме лежебоки, в которого Кремень превратился после своего злополучного путешествия. То был нежный лепет маленького ребенка. Судя по всему, Кремень в точности выполнил приказ Чавена.
— Я вижу деревья. Вижу маму.
Она вновь вцепилась в пальцы Чета. В ее жесте было столько отчаяния, что он оставил попытки освободиться.
— А где твой отец? Ты его видишь?
— Нет. У меня нет отца.
— Понятно. Как тебя зовут?
Кремень долго молчал, прежде чем заговорить вновь.
— Мальчик, — ответил он наконец — Мама называет меня мальчиком.
— Замечательно. А как ее зовут?
— Мама. Ма-ма.
Последовала пауза. Чавен что-то прикидывал.
— Сейчас ты стал немного старше, — заявил он. — Где ты живешь?
— В нашем доме. Он стоит у самого леса.
— Ты знаешь, как называется этот лес?
— Нет. Я знаю только, что мне нельзя туда ходить.
— Когда другие люди говорят с твоей матерью, как они ее называют?
— Никто не говорит с ней. Тут нет других людей. Только один человек. Он приходит из города. Приносит деньги. Каждый раз приносит четыре серебряные монеты. Когда он приходит, мама радуется.
Чавен на мгновение повернулся и бросил на Опал и Чета многозначительный взгляд. Смысл этого взгляда ускользнул от них.
— И как этот человек называет твою маму?
— Госпожа или сударыня. Один раз он назвал ее «госпожа кормилица».
— Понятно, — со вздохом изрек Чавен. — Что ж, продолжим. Сейчас ты…
— Моя мама больна, — внезапно раздался дрожащий голос Кремня. — Она приказала мне никуда не выходить, и я не выхожу. Но она уже давно спит и никак не может проснуться. А тучи спускаются все ниже…
— Он испуган! — воскликнула Опал и подалась вперед.
Чет вновь положил ей руку на плечо, пытаясь удержать. Впрочем, в глубине души он вовсе не был уверен, что странный опыт стоит продолжать.
— Пусти меня, старый дурак! — взвизгнула Опал. — Ты не видишь, что с ним творится? Кремень! Кремень, сынок, я здесь!
— Уверяю вас, милая госпожа Опал, мальчик ничего не слышит, — заверил Чавен, и в его голосе послышались жесткие нотки. Никогда прежде Чет не слышал, чтобы лекарь разговаривал подобным тоном. — Мой наставник Каспар Дайлос передал мне все свои знания, и я хорошо усвоил его уроки. Все, что слышит сейчас Кремень, это мой голос.
— Но мальчик испуган!
— Как бы то ни было, вы должны отказаться от любых попыток вмешательства и позволить мне продолжать разговор с ним, — изрек Чавен. — Ты слышишь меня, дитя мое?
— Деревья! — возвысил голос Кремень. — Они начали… двигаться. И у них появились пальцы. Они окружили наш дом со всех сторон. А тучи уже совсем низко.