Безликим многоэтажным домам придавали некоторое своеобразие сюрреалистические серебряные конструкции зеркальных мачт на крышах (что-то вроде телевизионных антенн, судя по сбивчивому объяснению Кумбера), а также настенные граффити, еще более загадочные и абстрактные, чем в мире смертных. При виде этого Тео неожиданно вспомнил Анну, девушку, с которой встречался в середине восьмидесятых. Она объявляла себя виккаисткой* [28] , хотя ее вариант, насколько Тео понимал, отличался от общепринятого. Она всегда поминала не бога, а только богиню, и питала глубокую, почтительную любовь к драконам, единорогам и эльфам. Тео считал ее слегка чокнутой, но их встречи, проходившие большей частью под простеганным вручную одеялом в ее квартирке, длились около года и помогли ему пережить очередной непродуктивный период. Он долго не вспоминал о ней, но теперь ее вдохновенные рассказы об эльфах вызвали в нем прилив циничного юмора, смешанного с жалостью.
Хорошо, что девочка так и не попала сюда, думал он, глядя, как крошечная домохозяйка развешивает на балконе великое множество детских вещичек — напрокат она, что ли, сдает свое потомство? Это ведь то самое место, куда она так стремилась. «Волшебство», — говорила она. «Они питаются нашими мечтами». И вообще-то была права, хотя и в весьма неприятном смысле. Тео вспомнил, что говорил ныне покойный лорд Штокроза о плане Чемерицы и о существе, называемом Ужасным Ребенком. «Скоро все станет еще более неприятным. Они начнут питаться нашими мечтами, как пиявки, только пиявки не разрушают социальную среду своих жертв».
— Вид у тебя хуже некуда, — заметил Кумбер. — Не волнуйся, скоро мы уже выйдем из Города на Болото.
— Я не из-за этого. Просто я думал, как люди... те, кого я считал своими... В общем, о том, сколько у нас рассказывают про эльфов. Тут и стихи, и сказки. И всюду, чудесным представляется ваш мир или страшным, он изображается... красивым. Волшебным. Блистательным, несмотря на все его ужасы. И отчасти так оно и есть, но в основном все выглядит... вот так.
— Если тебя это угнетает, подумай, что должен чувствовать я. Я ведь живу здесь.
Тео, поняв всю правоту этого мягкого укора, прикусил язык.
Остатки хлеба они доели, проходя через еще более убогий район — трущобы, слепленные из материала вроде фанеры. Район был нехороший по любым меркам, но местные жители, глядевшие на них с порогов или низких крыш своих хибарок — грязные эльфы большого роста наряду с брауни, гномами и пэками, — казались слишком пришибленными, чтобы представлять серьезную угрозу. Тео тем не менее держался настороже.
На подходе к местному эквиваленту шоссе, на немощеной, изрытой шинами улице, Кумбер вдруг схватил Тео и толкнул в закоулок между двумя лачугами. Мимо проехал открытый автомобиль, смахивающий на джип, хотя его конструкторское решение вызвало бы легкую панику у смертных дизайнеров. В нем сидели с полдюжины констеблей в тяжелых плащах и шлемах, с осиными ружьями и стилизованной цветочной эмблемой — Кумбер сказал, что это обозначение парламентских войск. Детишки десяти разных видов, в том числе гоблинята, бежали за машиной, выпрашивая еду и монетки. Угрюмые стражи порядка не обращали на детей никакого внимания, но Тео порадовался шуму и кутерьме: автомобиль миновал их с Кумбером укрытие, даже не сбавив скорости.
— Какая дальность у этих ружей? — спросил Тео шепотом, когда те уже проехали.
— Какая надо, такая и дальность. Осы, правда, иногда устают, особенно когда долго сидят в обойме без еды.
— Они что, живые? Настоящие осы?
— Вроде того, только их делают из металла. Научное достижение.
— Металлические, но при этом едят. Чем же их кормят?
— В основном бронзовой стружкой.
Тео вздохнул. Можно прожить здесь годы и все равно ничего не понять.
После встречи с констеблями они оставили позади последние хибары Восточного Берега. Ис теперь, похоже, лежал перед ними целиком, но это зрелище как-то не особенно впечатляло. К воде вела череда низких холмов с каменными вкраплениями и чахлыми деревцами, которым постоянные ветры придали странную форму. Ветер дул и теперь, трепля одежду на Тео.
— Унылая, я бы сказал, местность.
— Прежде все было иначе. Вон та серебристая линия — это река Лунная. Раньше она протекала мимо Великого холма, где жили первые эльфы, и служила кровеносной артерией этого места. Но при расширении Города ее запрудили, изменили ее русло и проложили каналы для орошения земель на западных окраинах. Теперь она совсем обмелела, А вот здесь, — Кумбер обвел рукой безотрадный пейзаж, — рос густой лес, Арден. Королева устраивала балы на его полянах за Руинами, под холмом, который теперь называется Стражем Битвы, — вон он, виден вдали, уродливая такая каменюга. Реку запрудили, лес вырубили, и все здесь стало таким, как ты видишь.
Идти по пустынным холмам было легче, чем по городу, и Тео воспринял это с благодарностью. Но он не мог не сравнивать неприглядность этой картины с почти галлюцинаторной пышностью лесов Шпорника, о чем и сказал Кумберу.
— Там ведь не настоящий лес, просто охотничьи угодья богатого помещика, — пожал плечами тот. — Раньше он, как и все земли Шпорника, был лишь крошечной частицей Серебряного леса. Все та же старая история, Тео, — она, наверное, успела тебе надоесть, а мне уж точно надоело ее рассказывать. Все в прошлом. Тот кусочек леса оставили, чтобы Шпорнику и его друзьям было где порезвиться.
— Да, вы, ребята, с большим усердием подражаете нашему миру.
Кумбер только грустно улыбнулся в ответ.
Час спустя они дошли до Лунной, похожей скорее на канал с медленным течением, чем на реку. Ее заключенные в камень берега уходили вдаль, соперничая высотой с холмами. Солнце опустилось к самому горизонту, и задымленное небо над вершиной, которую Кумбер назвал Стражем Битвы, уже зажглось красным заревом. Температура падала, с илистых земель у реки поднимался туман. Тео пробирала дрожь. Даже в парке, среди обвитых плющом деревьев, ему спалось не очень-то хорошо — каково же будет провести ночь здесь, на этой голой равнине, где слышны далекие крики морских птиц? Кумбер тоже чувствовал себя явно не лучшим образом.
— Вон он, Замковый мост. — Феришер показал на какую— то развалину, протянувшуюся поперек реки — не то потопленная флотилия, не то фантастический замок, на который сел великан.
«Боже, а ведь здесь такое и вправду могло случиться!» — подумал Тео.
Почти все башни на мосту обвалились, и вокруг их обломков пенились белые буруны, единственные на всем протяжении ленивой реки. Только одна сохранилась почти целиком и торчала на дальнем конце, как одинокий зуб во рту мультяшной ведьмы. На обоих берегах тоже валялись обломки, наполовину ушедшие в грязь и ужасно похожие на помет какого-то громадного животного. Тео пожалел, что вспомнил о великанах.
— Этот мост служил укреплением, когда река была самым уязвимым местом на подступах к Городу, — сказал Кумбер. — Когда она еще имела значение.