Тео побежал по темнеющему коридору. Ему казалось необходимым рассказать отцу о чем-то, что он узнал или сделал после его смерти, доказать, что Пит вкалывал не напрасно, обеспечивая еду на столе и подарки под рождественской елкой, но он не мог придумать, что бы такое сказать. «Да и говорить-то, собственно, нечего, — думал он во сне. — Я никто, как и он был никем». И все-таки он испытывал отчаянную потребность догнать эту шаркающую впереди фигуру.
— Папа!
— Тео? — издалека, сквозь дым, донеслось до него. — Тео, ты где?
Он устремился на голос, но чьи-то руки держали его — другие пациенты, должно быть... или жертвы, обожженные страдальцы, рвущиеся вниз по лестнице, в безопасное место. Может, дракон вернулся? Тео пытался освободиться, но не мог, а голос отца все удалялся...
— Тео, проснись! — Другой голос, женский. — Тебя ищет кто-то.
Он вскинулся, путаясь в собственной одежде, и Поппи сказала, обнимая его:
— Вон он, снаружи.
Тео потряс головой, пытаясь соединить фрагменты в единое целое, но это не очень ему удалось. Отец — или его не нашедший упокоения дух — снова подал голос, от которого у Тео затрепыхалось сердце и кожа покрылась мурашками:
— Ты здесь, Тео?
— О Господи, Кумбер. Совсем про него забыл. Я ведь должен... — Тео сел и стал натягивать штаны. — Где он? Почему его так хорошо слышно?
— Он, наверное, всего в нескольких ярдах от нас. — Поппи почти не стеснялась своей наготы. Трудно отвлечься от такого зрелища, с которым ты едва успел познакомиться, когда тебя ищут. Она села, и размытый звездный свет заиграл на ее молочной коже.
— Почему же он тогда... А, да. Чары.
— Просто выйди наружу, и он увидит тебя. — Она попыталась улыбнуться.
Все еще подпрыгивая, чтобы влезть в брюки, Тео прошел сквозь стенку павильона. Он не почувствовал ничего, кроме вновь охватившего тело ночного холода. Кумбер стоял к нему спиной, и Тео окликнул его.
— Роща густая, ну и напугал ты меня! Ты где был-то? Я в ужас пришел — думал, тот мертвец явился и забрал тебя. До рассвета осталось чуть больше часа. — Кумбер прищурился. — С чего это ты бродишь тут полуголый?
— После объясню. Извини, что забыл. Иди в палатку, я через пару минут подойду.
— Нет. Встретимся не там, а у реки, на краю лагеря. Когда придешь, поймешь почему. Ты правда заставил меня поволноваться — я тут все обыскал. Ты уверен, что все в порядке?
— Уверен. Прости за беспокойство. Ты ступай, я скоро.
Феришер посмотрел на Тео с подозрением.
— Нет, ты уверен?
— Как нельзя больше. Иди.
Кумбер кивнул и зашагал прочь по берегу.
Тео, хотя отошел всего на какой-нибудь ярд от павильона, отыскал его не сразу: луна зашла, и поднимающийся с реки туман мешал разглядеть легкие колебания воздуха, отмечавшие купол. Преодолев почти незримый барьер, Тео попал с холода в тепло, напоенное запахами их любви.
— Тебе нужно идти. — Поппи надела блузку, но дальше процесс одевания не пошел. Лечь бы сейчас рядом и поцеловать ее гладкую ногу, а потом тугую кожу чуть выше бедра — если он это сделает, то больше уже не встанет.
— Да, — сказал он. — Нужно. Пуговица, по-моему, считает необходимым, чтобы мы ушли еще до рассвета.
— Кто это — Пуговица?
Тео замялся. Он, конечно же, доверял ей безоговорочно, но не хотел подвергать ее лишней опасности. Как говорил Пуговица, чего не знаешь, того и не скажешь.
— Мой друг из лагеря. Гоблин.
— Хотела бы я никуда тебя не пустить. Сделать так, чтобы ты сам захотел остаться, — поправилась она с грустной улыбкой, — но я знаю, что так нельзя. Если бы ты был способен бросить друга в беде, я бы... не чувствовала к тебе того, что теперь чувствую.
Вот, значит, как это бывает? Предстоящее встало перед ним в полный рост, не заслоняемое больше ни снами, ни даже близостью Поппи. Он испытывал дурноту и слабость. Вот, значит, как углубляются мелкие души? Ты поступаешь как надо, вопреки своим чувствам и отчаянному желанию удрать, а взамен тебя считают крутым парнем, и на твоих похоронах все рыдают? В этой мысли было, однако, и нечто подкрепляющее, пусть даже он усвоил заключенный в ней урок слишком поздно: она указывала путь к обновлению. «Так она думает обо мне, таким я для нее и буду».
— Я не хочу уходить от тебя, — был единственный ответ, который пришел ему в голову, — но приходится.
— Я знаю. — Она снова натянула на лицо свою маску, но это удалось ей не до конца, и она старалась не смотреть на него. — Я... хочу дать тебе кое-что. Две вещи.
— Твою перчатку, чтобы я прикрепил ее к копью, когда поскачу на битву?
Поппи так удивилась, что все-таки вскинула на него глаза.
— Зачем тебе копье?
— Это я в переносном смысле. Так поступали рыцари моего мира с подарками своих дам.
— Мои подарки надо беречь как следует, а не цеплять их на какое-то там копье. — И Поппи вручила ему нечто похожее на тюбик с губной помадой. — Вот. Позвони мне, если понадобится. Я серьезно, Тео. Если тебе будет что-то нужно, я это добуду, а если понадоблюсь я сама, то приду к тебе в любом случае.
— Некоторое время, наверное, я никуда не смогу звонить, — сказал Тео, глядя на серебристую трубочку, — но все равно спасибо. Когда... когда все закончится, мне приятно будет связаться с тобой, не вызывая у Стриди головной боли.
Она улыбнулась сквозь выступившие на глазах слезы.
— Короче, позвони обязательно. И вот это тоже возьми. — Она сняла с шеи серебряную цепочку с подвеской — единственное, что оставалось на ней всю ночь. То, что Тео принимал за монетку, оказалось луной, половину которой составлял камень вроде полированного опала. — Кусочек фамильного лунного камня моей матери. Это она мне подарила.
— А для чего он?
— Ни для чего. Просто это один из немногих ее подарков. Мне он очень дорог, Тео, и я даю его тебе, чтобы ты непременно ко мне вернулся.
Он думал, что это какой-нибудь волшебный талисман, оберег, и даже разочаровался немного — любая помощь пришлась бы ему как нельзя кстати. Но потом он оценил смысл этого подарка, и в груди у него стало тесно — теснее и жарче, чем когда они занимались любовью.
— Спасибо. — Он надел цепочку себе на шею и спрятал луну на груди. — Я постараюсь к тебе вернуться.
Ее смех отдавал болью и гневом.
— Вот несчастье. Не зря я так боялась влюбиться снова... а ведь я даже не думала... — Она взяла себя в руки. — Поцелуй меня, Тео, и уходи. Скорей.
— Ты как, сумеешь отсюда выбраться?
— Черное железо, целуй меня и проваливай! У меня сердце разрывается.
— У меня тоже. — Сказав это, Тео с испугом и удивлением понял, что сказал правду.