Пуговица медленно, словно совершая ритуал, стал разворачивать нечто, завернутое в черную ткань.

— Что он делает, этот живогрыз? — с испугом воскликнул Антон Чемерица. — Почему никто не арестует его, не убьет? Как он смог проникнуть в зеркальную систему?

Пуговица предъявил тысячам своих зрителей испещренный знаками жезл. Тео совсем еще недавно мог бы потрогать этот предмет рукой. Неужели это все-таки оружие? С чего бы иначе все так носились с этой палкой?

— Вот оно, наше слово, — сказал Пуговица. — Вот запись нашего старинного обязательства. — Его лицо стало совсем непроницаемым, глаза закрылись. — В полном сознании того, что я делаю, и делая это охотно и с радостью, я освобождаю свой народ от договора с его угнетателями! — Сказав это, Пуговица переломил жезл надвое своими когтистыми лапками и бросил обе половинки на камни перед собой.

— Нынче наши предки улыбаются. — Желтые глаза Пуговицы раскрылись опять. — Нынче вы стали свободными. Каждый из вас отныне свободен, кем бы он ни был и что бы ни говорили ему. Пользуйтесь вашей свободой, как считаете нужным.

Пуговица исчез с экрана, где снова появились кадры городских улиц, заполненных гоблинами и другими эльфами, и комментатор возобновил свой взволнованный репортаж.

— Многие отведают вкус железа еще до конца этого дня, — сказал явно потрясенный Антон Чемерица и велел водителю прибавить ходу. Тот свернул на менее оживленные улицы, чтобы избежать толп, запрудивших теперь все главные транспортные артерии.

* * *

Странное выступление Пуговицы немного приободрило Тео, но хватило этого ненадолго. Факт оставался фактом. Пуговица сам сказал, что у него недостаточно сил для штурма хотя бы одного правящего дома. Если гоблин надеется что собравшихся у моста революционеров поддержит весь Город, он не принял в расчет того ужаса, который внушает всем Чемерица со своими драконами. Разве этаких чудищ можно одолеть кирками, камнями и палками? Драконы изжарят на месте сотни, даже тысячи бунтовщиков — тем все и кончится.

Народу на улицах, однако, становилось все больше — не столько пламенных революционеров, готовых последовать за чудаковатым гоблином на смерть, сколько простых горожан, ищущих ответа на волнующие их вопросы. Беспокойство, которое вызвала эта ситуация у правящих домов, не вызывало сомнений. Зеркальные комментаторы сообщали о беспорядках в окраинном районе Курганы и забастовке в доках Восточного Берега. Даже пожар в пакгаузе Дауда истолковали как одно из выступлений против существующего порядка — и неудивительно, поскольку огонь теперь разгорелся вовсю. Его клубы на экране достигали высоты примерно ста футов. Никс из местной пожарной части сообщал, что они не могут даже приблизиться к очагу из-за невыносимого жара. Они стараются только не дать огню распространиться дальше, и он полагает, что пожар удастся потушить разве что через несколько суток.

Антон посмеялся, услышав это, но в целом ему было явно не до смеха.

Тео, чья надежда успела иссякнуть, вновь погрузился в отчаяние. Дом Чемерицы рос впереди, выделяясь на сером небе, и Тео казалось, что он смотрит на это со стороны — так поглядывают, входя порой в комнату, на экран телевизора, где идет старый фильм или выпуск новостей. Он знал, что жить ему осталось недолго, и в то же время прикидывал, сколько ему придется ждать, пока все эти страсти-мордасти не придут к концу.

«Дауд помог им убить ребенка Кэт. Нашего ребенка. Они добьются от меня всего, что им нужно, а Пуговицу и остальных превратят в головешки, и ветер разметает их».

Что-то упорно стучалось в его мысли — не воспоминание, а какой-то непонятный раздражитель, назойливый призрак. Он дернулся. Анни куснуло его легонько, почти игриво, и огонь опять пробежал по жилам.

Какой бы слабой ни была угроза того, что Пуговицына революция осуществится успешно, дом Чемерицы явно принял ее всерьез. Подъезжая к нему по длинной улице — по гигантской аллее, собственно говоря, — Тео видел на бетонной площадке вокруг небоскреба такие же броневики и открытые автомобили с одетыми в доспехи солдатами. С натянутых высоко проводов свисали странные конструкции вроде вогнутых крыльев бабочки — вероятно, устройства связи. На лицах попадавшихся навстречу военных читалась мрачная решимость.

Война, думал Тео. Казарменное положение. Пуговице понадобится танковая дивизия, чтобы пробиться сюда.

Машина остановилась, и им вдруг овладело чувство нереальности, до того острое, что он принял его за новый укус анни. Он оставался внутри своего тела, видя перед собой похожий на бивень небоскреб, и в то же время смотрел на броневик откуда-то сверху. До ужаса знакомое присутствие в голове кого-то чужого вернулось, но теперь уже не во сне, а наяву. Что-то терлось о его сознание, не скрывая наслаждения от того, как корчились его мысли.

Скоро. Он скорее ощутил это, чем услышал — не слово, а известие, холодное, ироническое обещание. Скоро. Затем чужой ушел, и Тео снова остался один у себя в голове, слабый и дрожащий.

Пижма поговорил с кем-то по раковине и сказал:

— Охрана держит для нас третий лифт.

— Без тебя знаю. — Антон вытянул свои длинные ноги — для эльфа он был весьма неуклюж. Его равнодушный взгляд упал на Тео и спящего Кумбера. — Если хочешь принести пользу, Пижма, сними эту штуку с феришера. Для разговора с отцом его следует разбудить, а отец, как известно, ждать не любит.

Пижма стал снимать с Кумбера липкую маску. Тео был верен, что, войдя в дом Чемерицы, уже не выйдет оттуда. Там ждет его тот, чужой. Эта башня, похожая на обломок берцовой кости, — последнее, что он видит в жизни. Она поглотит его, как морское чудище поглотило Иону, но вряд ли найдется бог, способный извлечь его обратно.

Он выпрямился, решив, что настало время для последней попытки, — но самая эта мысль, сопровождаемая, возможно, непроизвольным напряжением мускулов, взбудоражила анни. Оно впилось в него своей мокрой зубастой пастью, и он с воплем, терзаемый спазмами, повалился на пол.

Он почти не сознавал, как его вытаскивают из машины и волокут через вестибюль к лифту. В мозгу брезжило только одно: надежды больше нет.

39
ПРИЕМНЫЙ СЫН

Когда двое охранников вывели Тео из лифта, боль немного отпустила его, и в голове прояснилось. Из тумана прорезался длинный коридор. Антон Чемерица медленно нагнулся — в помраченном сознании Тео он выглядел вдвое выше нормального роста, — с неожиданной силой зажал мягкими белыми руками голову пленника и холодным пальцем оттянул нижнее веко.

— Надо же, — весело удивился он. — Столько сосудов полопалось, что белок стал совсем розовым — глаза того и гляди из орбит вылезут. Что скажешь, Пижма? Далеко не все эффекты аннийского яда исследованы в нашем полном возможностей мире. Можешь взять это за основу своего будущего проекта.

Пижма держался за собственное лицо, точно боясь, что оно развалится окончательно.

— Как вам будет угодно, мастер Чемерица, — произнес он сквозь зубы. Он, похоже, и не на такое бы согласился, лишь бы его не заставляли говорить.