— Это все, хозяин. Я клянусь.
— Вставай. — Прейратс толкнул его ногой в ребра, но не так сильно, чтобы сломать их. — Я с трудом понимаю тебя.
Он поднялся на четвереньки, губы под густыми усами дрожали от страха.
— Это все, хозяин. Они бежали через шлюз.
— Я знаю, дурак.
Алхимик не давал своим солдатам никаких распоряжений с тех пор, как они вернулись после бесплодных поисков, и теперь они были испуганы.
Остатки Инча сняли с цепей, вращавших башню Прейратса; они лежали грязной кучей подле шлюза. Было ясно, что гвардейцы весьма хотели чем-нибудь прикрыть останки надсмотрщика, но, не получив никаких распоряжений от Прейратса, усердно смотрели в другую сторону.
— И ты не знаешь, куда эти люди пошли?
— Это слепой был, хозяин. Его видал кое-кто, да только не поймал. Он крадет помаленьку.
— Слепой человек, который живет в туннелях. — Прейратс улыбнулся. У него была вполне удовлетворительная версия относительно того, кто это мог быть. — А другой? Очередной наказанный литейщик, так я понял?
— Так-то оно так, хозяин, но Инч называл его по-другому.
— По-другому? Как?
Человек неожиданно замолчал. Лицо его было маской ужаса.
— Не помню, — прошептал он. — Не помню. Прейратс наклонился, и его безволосое лицо приблизилось к дрожащему человеку.
— Я могу заставить тебя вспомнить.
Человек застыл, как загипнотизированная змеей лягушка. Он тихонько захныкал.
— Я стараюсь, хозяин, — запищал он. Затем: — Кухонный мальчик! Доктор Инч называл его «кухонный мальчик».
Прейратс выпрямился. Человек рухнул назад, грудь его высоко вздымалась.
— Кухонный мальчик, — размышлял священник. — Может ли это быть? — Внезапно он рассмеялся — скрежещущий отвратительный звук. — Прекрасно! Конечно, это так. — Он повернулся к солдатам: — Больше здесь делать нечего, а король нуждается в помощи.
Подручный Инча уставился в спину алхимика. Губы его беззвучно двигались, пока он набирался смелости заговорить.
— Хозяин?
Прейратс медленно повернулся:
— Что?
— Теперь… Теперь, когда доктор Инч помер… Ну… кого бы вы хотели, чтобы… чтобы распоряжаться здесь? Ну… здесь, в литейной?
Прейратс кисло посмотрел на этого седого, почерневшего от копоти человека:
— Решайте сами. — Он сделал знак солдатам, которых было около десятка: — Оставайтесь здесь. Не трудитесь, защищая подручных Инча, — мне не следовало разрешать ему так долго управлять этим местом. Я хочу только, чтобы колесо оставалось в воде, следите за этим. Оно приводит в движение слишком много важных вещей. Запомните: если это колесо снова перестанет вертеться, я заставлю вас очень, очень пожалеть об этом.
Назначенные солдаты встали по краям шлюза. Остальные вышли из литейной. Прейратс остановился в дверях и обернулся. Под равнодушным взглядом гвардейцев главный подручный Инча был окружен сжимающимся кольцом мрачных рабочих литейной. Прейратс тихо засмеялся и с треском захлопнул дверь.
Испуганный Джошуа сел. Ветер свирепо завывал, и фигура в дверях палатки казалась огромной.
— Кто здесь?
Изгримнур, заклевавший носом во время затянувшегося молчания, удивленно фыркнул и схватился за рукоять Квалнира.
— Я не могу больше этого выносить. — Сир Камарис раскачивался в дверях, как дерево на сильном ветру. — Спаси меня Бог, спаси меня Бог, я теперь слышу это, даже когда просыпаюсь. А в темноте, кроме нее, нет ничего.
— О чем ты говоришь? — Джошуа встал и подошел к пологу палатки. — Ты нездоров, Камарис. Зайди, присядь у огня. Сейчас неподходящая погода для того, чтобы гулять по берегу.
Камарис стряхнул его руку:
— Я должен идти. Пора. Я слышу его песню так ясно. Пора.
— Что «пора»? Куда идти? Изгримнур, иди скорей сюда, помоги мне.
Герцог с трудом встал на ноги, хрипя от боли в затекших ногах и все еще чувствительных ребрах. Он взял Камариса под руку и почувствовал, что мышцы старого рыцаря напряжены до предела.
Он просто в панике. Во имя Спасителя! Что могло так напугать его?
— Садись. — Джошуа подтолкнул старика к стулу. — Расскажи нам, что тревожит тебя.
Камарис внезапно вырвался и сделал несколько неверных шагов назад, в метель. Длинные ножны Торна бились о его ногу.
— Они зовут друг друга. Клинок пойдет туда, куда он пойдет. Пора.
Джошуа вышел за ним на склон горы. Изгримнур, озабоченный и обеспокоенный, заковылял следом, натягивая на себя плащ.
Кинслаг лежал внизу — темное пространство за белым снежным покрывалом.
— Я не понимаю тебя, Камарис. — Принц пытался перекричать ветер. — Что пора?
— Смотри! — Старик выбросил вверх руку, указывая на штормовые тучи. — Разве ты не видишь?
Изгримнур, как и Джошуа, поднял голову и посмотрел в небо. Смутная красная точка, похожая на тлеющий уголек.
— Звезда завоевателя? — спросил он.
— Они чувствуют ее. Пора. — Камарис сделал еще один шаг в сторону от друзей, пошатываясь, словно в любой момент мог полететь кувырком с горы. — Боже, дай мне силы! Я не могу больше сопротивляться этому!
Джошуа обернулся к герцогу, молча взывая о помощи. Изгримнур вышел вперед, и они с принцем снова схватили Камариса за руки.
— Пойдем в палатку, здесь холодно, — умолял Джошуа.
Камарис с легкостью вырвался. Его нечеловеческая сила никогда не переставала поражать Изгримнура. Рука старого рыцаря как бы бессознательно коснулась серебряной рукояти Торна.
— Камарис! — Джошуа был потрясен. — Ты хочешь поднять меч на нас?! Твоих друзей?!
Старик смотрел на него несколько мгновений, взгляд его дико блуждал. Потом герцог увидел, как его напряжение медленно спадает.
— Боже, помоги мне. Это меч. Он поет мне. Он знает, куда хочет идти. Туда, внутрь. — Он обернулся и слабо махнул рукой в сторону темной громады Хейхолта.
— И мы возьмем тебя туда. И меч тоже. — Джошуа говорил очень спокойно. — Только одна крошечная заминка. Сперва мы должны пробить дыру в стене. Этим и займемся для начала.
— Есть и другие пути, — сказал Камарис, но его дикое возбуждение уже прошло. Он позволил увести себя в палатку Джошуа.
Камарис одним глотком опустошил наполненную Джошуа чашу, потом осушил вторую. Это огорчило Изгримнура почти так же, как странные вещи, которые говорил старик. Камарис был известен всем как человек, весьма умеренный в вине. Тем не менее, несмотря на свой загнанный вид, старый рыцарь почувствовал облегчение, хотя бы ненадолго освободившись от мук, вызываемых пением Торна. Камарис больше ничего не говорил, хотя Джошуа и пытался выжать из него хоть какую-нибудь информацию, — пытался, как показалось Изгримнуру, преувеличенно заботливо. Герцог видел, что с той ночи на корабле отношение Джошуа к рыцарю изменилось, как будто от одного присутствия Камариса принцу становилось не по себе. Изгримнур уже не в первый раз задумывался, что же за ужасную вещь сообщил ему Камарис.