Анна в ажиотаже всплеснула руками.
– Красотка чуть его не убила, вразнос пошла. Обозвала дураком, у которого не только руки, но и мозг кривой. Мол, нет на свете фианитария, есть фианит, и ни один человек его за бриллиант не посчитает, только такой тупой, как Антон. Он колечко с пола подобрал, на стол положил, так мымрина снова его швырнула. Потом вскочила и хрясь каблучищем по кольцу, то в пыль и рассыпалось. Заорала: «Пошел вон, идиот!» И к двери двинула. У парня такое лицо сделалось! Мне прям захотелось его утешить, я собралась даже к нему подойти. Но тут тетка, сидевшая за соседним столиком, вдруг к Антону подсела. О чем они говорили, я не слышала, но он потом убежал, мобильник свой на столе забыл. Через полчаса назад прилетел и ко мне с вопросом: «Не видела мой сотовый?» Я трубку отдала, так красавчик даже спасибо не сказал, ста рублей за то, что мобилу сберегла, не предложил, жмотина. Ой, он мне страшно не нравится! Держись от него подальше. Знаешь, какие гады встречаются? У нас в кафе девчонка работала, Мила Строкова, так муж ее бил. Хитрый мерзавец, лицо не трогал, по телу колотил…
Аня осеклась.
– Извини, на фиг тебе истории про моих знакомых. Но послушай меня, не гуляй с Антоном, он гаденыш!
– Спасибо за совет, – тихо поблагодарила я. – Мы с ним были друзьями, но, похоже, приятельские отношения себя изжили.
– Не расстраивайся, – принялась утешать меня Анна. – Мужики все скоты, с ними можно долго прожить, и – бац, дерьмо получить. Мой папашка от мамы после пятнадцати лет счастливого брака ушел, к молоденькой свильнул. Алименты платил с официальной зарплаты, которая у него десять тысяч, остальное ему шеф в конвертике совал. Обещал мне институт оплатить, и фигушки! Вот в официантках и бегаю. Недолго, правда, счастье папочкино длилось, помер от инсульта… Вон Екатерина идет. Тебе, наверное, не хочется с ней опять сталкиваться?
– Угадала, – кивнула я. – Удачных тебе покупок. Потом встретимся, я тебе еще купонов дам.
– Приходи в «Башмачок», всегда угощу капучино бесплатно, – не осталась в долгу Аня.
Весна в нынешнем году выдалась затяжной, холодной, до середины апреля Москву накрывало снегопадом, зато начало осени порадовало теплом, поэтому Маша Горская была одета в модный комбинезон из льна.
– Ну наконец-то… – приветствовала она меня.
– Ха, внучка пришла! – провозгласил Дмитрий. – Привет, Синяя шапочка, Красная туфелька, народ заждался вас, мадам. Айн, цвай, драй, арбайт начинай! Где у нас музыка, а?
Дмитрий пошел к большому магнитофону, а Маша скороговоркой прошептала:
– Не обращай внимания, Дима всегда шутит. Мы недавно устраивали праздник для детей, так теперь он меня называет Храпящей царевной.
– Мило, – скривилась я. – Красная туфелька, оказывается, не самое глупое прозвище.
Над сценой грянула бравурная мелодия.
– Валя, Майя, сюда! – заорал режиссер.
Из кулис выплыли две девицы в сильно декольтированных вечерних платьях, щедро усыпанных стразами. У обеих красавиц были завитые штопором светлые волосы, огромные голубые глаза, пухлые губы, щеки-яблочки и бюст пятого размера.
– Где вы достали этих жертв пластического хирурга? – захихикала я. – Они близняшки или стали таковыми после того, как над ними поколдовал добрый доктор?
– Девушек мы нанимаем в модельном агентстве, – пояснила Горская и поморщилась. – Они милые, но не очень сообразительные.
– Майя, располагайся слева от центрального микрофона, – приказал Дмитрий. – Ну, что стоим, кого ждем? Ать, два, шевелим педикюром! Ножками хлоп-хлоп, ручками топ-топ.
Одна из девушек заняла предписанную позицию.
– Ау, овощебаза! Я велел туда Майе идти! – возмутился режиссер.
– Я Майя, – звонко произнесла блондинка в красном платье. И показала на коллегу в платье небесного цвета: – Она – Валя.
– Все Чебурашки одинаковы, имена их не различимы, – продекламировал Дима. – Мне по барабану, ху из ху. Но надо, чтобы синяя стояла слева. Зер гут.
– Странно твой начальник выражается, – вздохнула я, повернувшись к Маше.
Та парировала:
– Твой Франсуа тоже вчера на репетиции непонятно изъяснялся. Глянул на подтанцовку и заявил: «Волосы никуда не годятся, тут нужен цвет сливок из подвала Катерины, и тональный крем оттенка лба собаки из Киля». Кто такой Киль и Екатерина? Но, надо признать, потом Франсуа одну девчонку накрасил, и все ахнули – он сделал из нее красавицу.
Мне стало смешно.
– Киль – город в Германии. Там Арни увидел пса неизвестной породы, цвет головы которого вдохновил его на создание новой палитры тональных кремов. Катерина – владелица кафе, расположенного в Париже на углу улицы Бенуа, где у Франсуа квартира. К кофе там подают сливки из деревни, их цвет я не могу описать словами. Франсуа гений, но ты права, понять, о чем он говорит, постороннему человеку подчас невозможно. Вот «оттенок языка пчелы» это что?
Маша заморгала, а я пояснила:
– Смесь теней коричневой гаммы. Я Арни прекрасно понимаю.
– Синяя, стань левее! – скомандовал Дмитрий.
Валя переместилась в сторону.
– Налево! – закричал режиссер.
Девушка повторила маневр.
– Белоснежка, блин, невеста Людоеда, где у тебя лево? – вскипел постановщик.
– Тут, – пролепетала Валя.
– О, обезьяны Африки! – заорал Дмитрий. – Покажи, мадам Эйнштейн, левую длань, жемчугами оперстненную. Ну? Чего стоим? Пушкина ждем? Синяя! Платье в стразах! Майя!
– Я, – пискнула девушка в красном платье, – я Майя.
– На фиг ты мне сдалась? – огрызнулся Дмитрий. – Лежи молча, пока папа работает. Валя, где у тебя левая рука?
Блондинка подняла руку:
– Вот.
– День только начался, а в стране дураков уже расстреляли всех умников! – гаркнул режиссер. – Алиса, я твой кролик, это правая! А мне нужна левая. Она слева. Правая справа, левая слева. Ать-два, левой. Ну, где левая лапка у мартышки Чи-чи-чи, которая, как всем известно, продавала кирпичи? Кстати, что с ней случилось, кто нам расскажет? Синее платье! Ваш выход.
– Обезьянка Чи-чи-чи продавала кирпичи, – тоненьким голоском продекламировала окончательно затюканная Дмитрием Валентина, – за веревку дернула и случайно пукнула.
Внезапно стало тихо. Потом из левой кулисы долетел радостный смех, быстро перешедший в кашель.
– Кто пукнул? – неожиданно внятно спросил режиссер. – Майя?
– Я! – пискнула вторая блондинка, которая успела лечь на пол. – Майя тут!
– Пукнула Чи-чи-чи, – ответила Валя. – Кирпичи, думаю, тяжелые, поэтому она издала звук. Вот.
Снова повисла тишина. На сей раз за сценой никто не заржал. Дмитрий покраснел.