— Поздравляю, — с достойным мэтра Инголса выражением объявил уже не столь синий Салиган. — Вы любимы народом или, по крайней мере, его лучшей частью.
— Убирайтесь к кошкам!
— Не едят, — хмыкнул неряха, но заткнулся. Эпинэ заставил себя улыбнуться и кивнуть паре горожанок средних лет, волокших достойные вьючных ослов тюки. Лица женщин озарила неистовая радость, и Роберу от нее стало совсем худо. С ненавистью и недоверием на южан и их вожака глядели, было дело. У тех же халлорановских казарм, когда Проэмперадор с каменной, как хотелось думать, мордой сдерживал заводящегося Дракко, да и сегодня он раз за разом ловил зеленые от запредельной злобы взгляды. Только читать в чужих глазах ненависть не так страшно, как надежду, которую ты вряд ли оправдаешь. На Проэмперадора надеялись, от него ждали спасения и защиты, то есть чуда, а он мог лишь отдать приказ не жалеть пороха и… таких же горожан.
— Я вас правильно понял, вы не хотите стать королем? — напомнил о себе Салиган. — Меня тоже не тянет, но меня никто не просит, а вас не спрашивает. Я бы на вашем месте пустил эту ярмарку в парк. Траву они, конечно, вытопчут…
— Жильбер! — А ведь мог и сам додуматься, если б дурью не маялся. — Давай вперед, скажи открыть ворота.
Адъютант дал лошади шенкелей и скрылся за перегородившей полдороги колымагой. Опять взгляды, неуверенные улыбки, слезы. Горшочек с тоненькой веточкой на руках у старухи, руки морщинистые, худые, а на конце веточки огромный алый бутон. Парень со скулящими дайтами на сворке, тележка с какими-то вещами, двое держатся за руки: она высокая, крутобокая, он бледный и хилый. Что-то бренчит… Пустое ведро привязано к облезлой карете, из окошка таращится румяный старичок, глаза бессмысленные, как у младенца, только что пузыри не пускает. Опять женщины с узлами, девчушка в синем тащит клеточку с морискиллой, но о Капуль-Гизайлях он думать не будет.
— Не беспокойтесь, Эпинэ. Барон и сам не пропадет, и то, что полагает дорогим, не потеряет.
— Может быть… Баронесса и графиня Савиньяк в Нохе.
— Это хуже.
— Вы что-то знаете?!
— Ничего.
— Салиган!
— Виноват. Я знаю барона.
Толпа впереди медленно, но движется, не так уж она и велика, до Доры, слава Создателю, далеко. Без тачек, телег, живности и Желтой площади не заполнила бы. Сейчас не заполнила бы, а если это только начало?
— Бежать, да?! Думала, не найду! Да я ж тебя… Высокий, усатый, с писклявым голосом. Судя по шпаге — дворянин, судя по всему остальному — сволочь. У женщины синий плащ, капюшон опущен… Точно, дворяне, хоть и не знать. Она что-то шепчет, мужчина не слышит, хватает за плечо. Рывок, капюшон падает. Рыженькая, белокожая, совсем еще девочка, но на руке браслет.
— А ну пойдем!
— Нет!..
— Ты разве не слышишь, дама сказала «нет»?
— Вот это — дама?! — Усатый и писклявый осадной башней разворачивается к возвращающемуся Жильберу. — Да она, к твоему сведе…
Адъютант выстрелил за мгновение до того, как это сделал бы сам Робер. Женщина торопливо отскочила от грохнувшегося ублюдка и быстро опустила капюшон. Жильбер послал коня к Монсеньору.
— Стражники открыли ворота. Люди заходят.
— Пусть уберут тело.
— Монсеньор, я…
— Ты совершенно прав.
Таких только стрелять, но дворянин, на глазах Проэмперадора напавший на женщину, пусть она ему четырежды жена или любовница?! Пусть он мерзавец, мерзавцев тоже учат, как себя вести, и они ведут. Когда видят тех, кто сильнее… Этот тоже видел и все равно полез.
— Салиган, вы его не знали?
— Вы дурно обо мне думаете. Я обижен.
Однажды Эпинэ уже так хохотал. На дворцовой лестнице, когда его арестовывал Лаптон.
400 год К. С. 7-й день Летних Молний
1
Люди вели себя тихо, даже дети, и все равно Роберу было неловко, будто ему по дружбе доверили проследить за домом, а он впустил туда чужих. Чувство было глупым, но удивительно сильным. Когда давешний парень с дайтами спустился напоить своих высунувших языки питомиц, Эпинэ чудом на него не наорал, хоть и понимал, что собакам в жару нужна вода, и взять ее больше негде. Дурацкие мысли породили еще более дурацкие действия. Проэмперадор Олларии сорвал с пояса кошелек и высыпал все, что там нашлось, в Драконий источник. Это оказалось заразным — словно разом свихнувшись, беженцы ринулись к водопаду, и в разбуженную глубь золотым и серебряным дождем посыпались монеты, кольца, браслеты, серьги…
— Мародерам придется помыться, — сварливо заметил неотвязный Салиган, роясь в карманах, — но до чего же людишки привыкли откупаться!
Эпинэ промолчал. Маркиз все с той же брюзгливой миной вытащил украшенную крупной жемчужиной булавку, повертел ее в руках и швырнул в источник.
— Решили искупать лишнего мародера? — не выдержал Робер. — Или записали себя в людишки?
— Не дать взятку, когда все дают, равносильно вызову. Я не столь глуп, чтобы с кем-то бодаться без крайней на то необходимости. Судьбу мы подкормили. Что дальше?
— Дальше вы оставите меня в покое! — рявкнул Иноходец и удрал. Заполонившие прилегающие к источнику аллеи горожане торопливо расступались перед разогнавшимся Проэмперадором. Бедняги не сомневались, что тот торопится по неотложным делам, но Робер никуда не спешил и мало что соображал. Ноги сами сперва вынесли его к храму Октавии, затем затащили внутрь. Лестницу в разоренную усыпальницу вопреки приказу так и не заколотили, и Робера это безобразие искренне обрадовало. Велев увязавшемуся-таки за начальством Жильберу ждать наверху и гнать к кошачьей матери всех, а особенно Салигана, Эпинэ шагнул в пахнущий водой и лилиями сумрак.
Он вновь догонял и не мог догнать спускавшуюся вместе с ним черноволосую женщину и вновь дышал невозможной для подземелья свежестью. Мраморные змеедевы тянули тонкие руки к колодцу, только дождей не было слишком давно, и вода ушла в глубину. Робер видел темное дрожащее зеркало, но не мог до него дотянуться. Он опоздал. Это место не будет прежним, откажись от пустой надежды, обменяй ее на удачу и не слушай, как ивы плачут, не смотри, как сыплются звезды, с неизбежностью спорить поздно. Ты уже не удержишь вечер, пыль понсоньи развеет ветер, в твоих жилах не хватит крови, чтобы плесень стала листвою, ты уже ничем не помо…
— Тут, конечно, уютно, и при желании можно неплохо утопиться…
— Какого Змея?! — Если Салигана не убить, он так и станет таскаться следом, марая все, до чего дотянется. — Я же, кажется, велел…
— Ваш провинциал хоть и адъютант, а не дурак. Меня пустили сообщить вам пренеприятные известия. Левый берег заполыхал, особенно Нижний город, что неудивительно — где бедней, там и злей. Стражники с моста Упрямцев изрядно перепуганы тем, что творится за рекой. У них хватило ума перегородить мост позаимствованными с Торговой пристани возами, чтобы добрые горожане не хлынули на наш берег, но те к Данару пока не рвутся, бьют друг друга. Уже занялось несколько пожаров, так что ступайте-ка, господин Проэмперадор, наверх и выслушайте лично. Если, конечно, вы не предпочтете прыгнуть в колодец.