Через минуту она вылетела оттуда с выпученными глазами, моля Бога, чтобы никто не увидел ее на лестнице, и радуясь, что не сняла перчатки.
***
Я не спеша брела домой от метро. В последнее время я совсем перестала спешить. После смерти Людмилы мной овладела какая-то апатия, ничего не хотелось делать. Я через силу ходила на работу, через силу занималась домашними делами. Единственным существом, кто действовал на меня благотворно, был внук Ромочка. Поэтому вечера мы проводили с ним вместе, а его родители хозяйничали, если можно так выразиться. Однако в этот вечер дети ждали меня на улице с коляской. Оказывается, им надо было идти в гости, а я забыла. Мне вручили Рому, и дети помчались к метро. Внук сладко спал, даже соску выплюнул, поэтому я решила прогуляться еще немного вокруг дома. Потом я вспомнила, что Лизавета крикнула на бегу, что в доме нет хлеба, и решила перейти дорогу, чтобы забежать в магазин.
Зима в этом году была снежная, а снег в наших окраинных районах убирают редко, естественно, что коляска забуксовала. Я рассердилась, налегла на нее всем весом, коляска стронулась с места, мы вылетели на скользкую мостовую, и тут отвалилось заднее колесо. Колесо от Ромкиной коляски — это кошмар моей жизни, оно всегда отваливается в самый неподходящий момент. Колесо катилось прямо под надвигающийся грузовик, а на нас с Ромочкой по встречной полосе летел «мерседес». Чуть ли не на весу потащила я коляску через дорогу, не надеясь на совесть водителя «мерседеса». Сверхъестественным усилием мы перебрались через снежные заносы и остановились перевести дух. На оставшееся на дороге колесо я взглянуть не решалась — ведь его переехал грузовик. Во мне поднималась ужасная злость на зятя — столько раз просила его починить колесо у коляски! Он каждый раз послушно кивал и тут же выбрасывал из головы эту мысль.
Есть два типа мужчин. Одни всегда со всем соглашаются, другие все отрицают. Валерик со мной выбрал соглашательскую политику. Что бы я ни попросила, как бы я его ни воспитывала, он всегда вежливо улыбался и говорил:
— Да, Наталья Евгеньевна… конечно, Наталья Евгеньевна… обязательно… — и забывал о моих поручениях тут же.
А поскольку я не могла его контролировать и понукать, потому что вечно пропадала на работе, дело оставалось не сделанным. Скандалить и поносить зятя в открытую я не хотела, потому что он все же муж моей дочери и отец Ромочки. А то они разведутся, и я буду виноватой.
Пока я стояла, с тоской пытаясь сообразить, что же мне делать, ведь коляска на трех колесах да еще по снегу вряд ли поедет, кто-то тронул меня за рукав. Передо мной стоял ангел-избавитель в образе лохматого знакомого с таксой Ромой в одной руке и с колесом от коляски в другой.
— Вот, — сказал он, — оно почти не погнулось.
От умиления я прослезилась и погладила такса Рому по головке. Его хозяин уже сидел на корточках и пытался приладить колесо.
— Там такой шпенечек! — молвила я.
Лохматый издал какое-то нечленораздельное шипение, из чего я поняла, что шпенечек он нашел, и тот успел оцарапать ему палец. Кое-как приладив колесо, мой спаситель сказал, что до дому мы доедем, а там надо все сделать как следует. Тут я заметила, как он морщится и зажимает руку носовым платком, и на снег даже капнула кровь. Порез был глубоким, да еще колесо грязное, это чревато неприятными последствиями.
— Вам надо домой, руку перевязать! — заволновалась я.
— Успеется, — отмахнулся он, — и вообще, это левая рука, нерабочая. А вы одна до дому не доберетесь, я вас провожу.
Тут мы сообразили, что идти нам в одну и ту же сторону, и засмеялись. По дороге домой, пока мы осторожненько проводили коляску между сугробами, мой новый знакомый успел рассказать мне, что тещу отправили в больницу, состояние не очень тяжелое, но недели две она там пробудет. И теперь он вынужден мотаться сюда каждый день, чтобы гулять с таксой, потому что, с одной стороны, у тети соседи новые, незнакомые, а другие сами хоть и приличные люди и Ромку любят, но сын у них великовозрастный оболтус, так что ключи от тещиной квартиры доверять им никак нельзя. А еще к теще в больницу надо ездить хоть через день.
— Вас же двое, — удивилась я, — жена может в больницу съездить.
— Один я, — вздохнул он, — так уж получилось, жены нет, а теща есть.
— Простите, — смутилась я, — она умерла…
— Да не то чтобы, — лохматый досадливо махнул рукой, — в общем, нет ее, и все, мы разошлись.
Ничего себе, с женой разошелся, а тещу опекает. Я все больше симпатизировала этому человеку. Он снял темные очки и грустно на меня посмотрел. Синяк стал бледно-желтым и уже не так бросался в глаза. Но сам он был какой-то поникший, верно, и впрямь замотался.
— Идемте к нам! — решилась я. — Я перевяжу вам руку и напою кофе. Или чаем, если вы кофе не пьете.
— Сейчас, зимой, пью, потому что встаю не рано.
Интересно, что же у него за работа — сезонная, что ли?
— Я художник, — сказал мой новый знакомый, — предпочитаю работать при дневном свете.
— Правда, художник? Настоящий? — задала я глупый вопрос.
— Правда, — улыбнулся он. — Может, помните, лет пять тому назад была такая выставка, «Тринадцать», так вот я один из этих тринадцати — Пятаков моя фамилия.
На выставке «13» я, как ни странно, была, потому что Лизка тогда еще и не помышляла о замужестве и у меня была куча свободного времени. Помню и фамилию — Пятаков, но вот работы… Чтобы уйти от скользкой темы, я решила представиться.
— Давайте знакомиться, а то я не знаю, как вас называть.
— Пятаков Владимир Иванович.
Я хотела представиться просто про имени, но, вспомнив, что я бабушка, сказала церемонно:
— Наталья Евгеньевна, — хотя по имени-отчеству меня никто не называл, кроме зятя.
Когда мы подъехали к парадной, Владимир Иванович что-то застеснялся.
— Как-то — неудобно так к вам, да еще с собакой, ваш муж…
— Муж, муж, — ворчливо ответила я, — у меня такой же муж, как у вас жена — нет его. Зато у меня двое охламонов детей и внук Ромочка. Но сейчас дома никого нет, так что проходите.
Под внимательным взглядом соседки тети Дуси мы пронесли коляску к лифту, втиснулись в него всей компанией и приехали на наш шестой этаж. Кавардак, который мои дети устроили в квартире, собираясь в гости, не поддается описанию. В их комнате валялись вперемешку игрушки, Лизкина косметика и колготки. На кухне в раковине была горой свалена грязная посуда, эта дрянь не удосужилась ее помыть за целый день. И в довершение всего в ванной на стиральной машине валялся использованный внуком памперс и вонял. Ну устрою я Лизавете!
Владимир Иванович, однако, особого изумления не выказал, подхватил своего такса на руки и отправился в ванную мыть ему лапы и животик. Я успела выбросить благоухающий памперс, а сама занялась внуком — вытащила его из коляски, развернула, переодела, достала рожок с Лизкиным сцеженным молоком и накормила. После того как мы привели в порядок каждый своего ребенка, у меня появилась возможность заняться моим гостем. Руку ему я забинтовала слишком сильно, но он терпел и не возражал. Пока я возилась на кухне, начерно разгребая завал с посудой, Владимир Иванович не стоял над душой, а спросил у меня отвертку и за пятнадцать минут починил это чертово колесо. Такс Рома шумно осваивался в нашей квартире, успел спереть у внука погремушку и стянуть покрывало с кровати.