Ага! Так вот он какой, этот свойственник! Это положительно приятный человек. И теперь мимо Паскевича, от имени министерства, можно сунуть императору проект. Превосходная мысль. Проекты в моде… Но не начнется ли все-таки возня с Паскевичем? И где доказательства… гарантии… этого меморандума? И тут он по привычке взглянул вопросительно на Родофиникина. Грек был немного обижен.
С неимоверной живостью он пожал руку Грибоедову.
— Какой талант, любезнейший Александр Сергеевич! Я всегда, всегда говорил дорогому нашему графу.
И руководитель подтвердил кивком: говорил. И Грибоедов сказал холодно, обращаясь к Нессельроду:
— В проекте своем я старался везде держаться образа мыслей почтеннейшего Константина Константиновича. И все, что он скажет, приму с покорностью и удовольствием: опытность его велика, а моя часто недостаточна.
— Ах нет, ах нет, Александр Сергеевич, — живо качал головой Родофиникин, — это все вы, самостоятельно, я здесь ни при чем.
— Когда Иван Федорович узнал, что вы больны, ваше превосходительство, он сказал: Родофиникин болен европейской горячкой, а азиатская болезнь ему впрок. Но болезнь ваша помешала мне ранее…
Не следовало забывать: он был свойственник Паскевичу. Руководитель улыбнулся, Константин Константинович пустил басом:
— Хе-хе-хе…
Старший потер ручки. Приятный разговор, ни передвижения войск, ни осложнений с кабинетами, ни депеш, проект преобразования, интересный, как чтение романа, и вовсе не требующий немедленных действий.
Хотя он слишком громоздок, этот проект. Нужно вообще все это поручить… Может быть, создать комиссию? Племянник жены ходит без дела, ему следовало бы поручить создать этакую комиссию, с штатом. Это очень прилично. Жена вчера потребовала место секретаря, но племянник шут, игрок, — комиссия — другое дело.
— Господа, прошу в зал.
Родофиникин положил синий сверток в свой портфель.
Бал. Усатая Нессельродиха. Плоды на серебре. Приезжий иностранец-виртуоз, который отличается необыкновенной быстротой исполнения. Посланники — французский, немецкий, сардинский — рукоплещущие. Их разнообразные, то живые и любезные, то сдержанные жены.
Стол для карт в соседней комнате.
«Молодой человек, не отказывайтесь от карт, вы готовите себе печальную старость». Он и не отказывался, играл.
И равнодушная, в углу, молчаливая тень: доктор Макниль. Синевыбритый, получивший приглашение, как иностранец.
Экстерриториальная колония поднимает в бокалах портвейн, мадеру, Германию, Испанию.
Все пьют здоровье вице-канцлера.
Что такое вице-канцлер? Каковы его обязанности?
Но вице-канцлер как рыба в воде с иностранными послами. Это не Франция, не Германия и не Сардиния, это все знакомые, которые пьют его здоровье. Это знакомые со своими женами.
Он сейчас скажет шутливую речь, и Франция, Германия, Сардиния раскроют рты и будут ему хлопать. Он умеет шутить, карлик, Карл Васильевич, граф, вице-канцлер, любезный русский.
Раскоряка-грек сидит скромный, его не видно. Французская дама рядом с ним скучает.
Он только пускает иногда басом, и то крайне тихо:
— Хе-хе.
Меморандумы, депеши и проекты лежат в портфелях.
Только после стола французский посол расскажет анекдот и незаметно перейдет к туркам.
Дамы оживятся, образуют свой капризный кружок, с секретами, и будут шутливо грозить дипломатам.
Потом все затихнет. Дипломаты уведут на ночное заклание своих то живых и любезных, то сдержанных жен.
Последним уйдет незаметный лекарь, имевший интересную беседу с вице-канцлером по поводу ост-индских интересов.
Только ночью, близоруко натолкнувшись на исписанный мелом карточный стол, карлик вспомнит, что он член секретного комитета, и вспомнит, что ему надлежит иметь там завтра мнение:
1) что предполагалось;
2) что есть;
3) что ныне хорошо;
4) что оставить нельзя.
Предполагалось, что он знает, что есть и что ныне хорошо. Сила его была в том, что он и понятия об этом не имел.
Ныне хорошо заснуть и не слушать жены.
Ночью карлик проснется и вспомнит о странном проекте необыкновенного коллежского советника.
От этого проекта останется сахарный тростник, le roseau pensant, да какое-то предостережение английского лекаря, да туманное помышление о герцоге Веллингтоне и генерале Паскевиче, которого было бы не дурно…
— Что — не дурно?
Что такое вице-канцлер, каковы его обязанности? Он повернется на другой бок и с тоской увидит крепкий нос жены. И уснет. Это предполагалось. Это есть. Это ныне хорошо.
Сашка спал в грузинском чекмене на диване. Грибоедов зажег все свечи, стащил его за ноги. Он поглядел в бессмысленные глаза, расхохотался и вдруг обнял его.
— Сашка, друг.
Он тормошил его, щекотал. Потом сказал:
— Пляши, франт-собака!
Сашка стоял и качался.
— Пляши, говорят тебе!
Тогда Сашка сделал ручкой, потоптался на месте, покружился разок и проснулся.
— Зови из соседнего нумера английского доктора.
Когда лекарь пришел, на столе были уставлены в ряд бутылки и Сашка в грузинском чекмене, снять который Грибоедов ему не позволил, хлопотал с салфеткою в руках. Ему помогал нумерной.
— Значит, вы говорите, что Алаяр-хан меня растерзает, — говорил Грибоедов.
Англичанин пожимал плечами.
— Выпьем за здоровье этого любезного хана, — чокнулся с ним Грибоедов.
Доктор хохотал, щелкал пальцами, пил и наблюдал человека в очках без всякого стеснения.
— Так вы говорите, что Мальта на Средиземном море против англичан — хороший проект покойного императора Павла?
Англичанин и на это мотнул головой.
— Выпьем за упокой души императора Павла.
Ну что ж, англичанин выпил за покойного императора.
— Как поживает мой друг Самсон-хан?
Доктор пожал плечами и посмотрел на Сашку в длинном чекмене.
— Благодарю вас. Кажется, хорошо. Впрочем, не знаю.
Выпили за здоровье Самсона.
Пили необыкновенно быстро, ночь была на исходе.
— А теперь, любезнейший доктор, выпьем за вашу Ост-Индию. Как вы думаете, другой Ост-Индии быть не может?
Доктор поставил стакан на стол.
— Я слишком много пил, мой друг! Я уже оценил ваше гостеприимство.