Таксист явно симпатизирует русским. Яраги все больше хмурится.
– Слава Богу, у наших ребят хватило выдержки, мужества предпочесть неизвестность плена стрельбе по мирным жителям. Значит, еще не все потеряно. А на другой день Грачев заявил с возмущением: он не думал, что местное население так обойдется с наступающими. А почему, собственно, не думал? Не мешало бы и подумать. Военачальник вообще обязан думать о характере населения на территории, куда вступают его войска.
Таксиста распирает от всего того, что он знает, и я осторожно выспрашиваю его о характере войны в Чечне. Ведь рано или поздно я буду там.
– Где-то в начале декабря мне довелось офицеров подвозить, – рассказывает таксист, – так они не скрывали ничего. Говорили, что в расположение полка прибыли челябинский, нижегородский, саратовский, самарский и московский ОМОНы. Переодели в обычную милицейскую форму, без омоновских нашивок, и все девятьсот человек отправили в Беслан. Начальником группировки был генерал-майор Воробьев, тот самый, что недавно погиб в Грозном. Беслановская группировка шла в Чечню со стороны Владикавказа. ОМОН двигался вторым эшелоном: впереди – Тульская дивизия воздушно-десантных войск. Шли медленно: дудаевцы стояли насмерть.
Представляете, уже тогда шла настоящая война, а что газеты сообщали? Тишь да гладь.
– Как они службу несут? – поинтересовался я.
– Да вахтовым способом: два дня в окопах, в голом поле, два – отдых. Поставленная задача – «охрана общественного порядка». Потери понесли относительно большие. В екатеринбургском ОМОНе – двое раненых; сотрудник саратовского отряда открыл стрельбу в палатке, ранил троих коллег, а затем покончил самоубийством. Омоновцы «прикрывали» девятнадцать постов. У одного офицера жена в Краснодаре, так он мотался регулярно к ней. Рассказывал, что солдаты дивизии ВВ мальчишки, совершенно не подготовленные к боевым действиям. Вот и стояли, охраняли их. На глазах у этого офицера по приказу командира батальона сорок седьмого полка дивизии ВВ «Дон» было расстреляно из безоткатного орудия нефтехранилище. Боятся, что дудаевцы нефть продают и вооружаются.
– Может, знаешь, на сколько их присылали? – мои вопросы несколько настораживают таксиста, но он продолжает отвечать:
– Срок окончания командировки омоновцев – второе января. Однако незадолго до Нового года ее продлили по приказу замначальника управления МВД РФ полковника Зюрикова до конца января.
Впереди показывается Пост милиции. Яраги нервно заерзал на заднем сидении.
– А ничего, – успокаивает нас водитель. – Они только документы проверят и, если наглые, взятку потребуют.
Так и случилось. Капитан милиции забрал наши документы и сел в свою машину: внимательно изучить их. Потом вышел, отдал паспорт Яраги, а мне сказал:
– Куда вы, гражданин, направляетесь? Разве не знаете, у нас особый режим…
Таксист незаметно толкнул меня ногой.
– Я еду по коммерческим делам, – невозмутимо ответил я.
– Но вы же гражданин другого государства, – сказал капитан. – Я думаю, у вас возникнут сложности…
– Нельзя ли этих сложностей избежать, товарищ капитан? – я достал бумажник и копался в нем. Передо мной стоял вопрос, за сколько тысяч рублей этот Капитан покупается?
Капитан молчал. Я вытащил из бумажника три российские пятидесятитысячные бумажки и положил их себе на колено.
– А баксов нет? – как ни в чем не бывало спросил мент, протягивая мой паспорт.
– А разве мы похожи на людей, у которых есть баксы?
– Так значит, ты из Белоруссии? Как там Лукашенко? – капитан похлопывал полосатым жезлом по халяве сапога. Он явно не осмеливался протягивать руку за деньгами. Тогда я вложил деньги в свой паспорт и снова протянул его милиционеру.
– Посмотри, командир, мою прописку, и не станешь задавать интересных вопросов.
Когда капитан вернул мне паспорт, денег в нем не было.
– Счастливого пути! – сказал он.
– Счастливо оставаться, – не остался в долгу таксист.
Когда мы отъехали, таксист сказал:
– Жируют на дорогах, но я слышал, что в милиции набирают добровольцев – работать в Чечне.
– И какая у них будет задача? – спрашиваю я, – там война же?
– Охрана общественного порядка… Эх, какая охрана? Там действительно идет война, танки, артиллерия, а у милиции стрелковое оружие да газ «Черемуха». Тем омоновцам, про которых я вам рассказывал, даже не выдавали карту местности. Начальство попросту хотело скрыть эту войну – отсюда вся неразбериха. И знаете что, по оценкам этого офицера, количество погибших на стороне МО и МВД РФ достигает нескольких тысяч человек.
тогда, к середине декабря. Так поняв, что высокое командование «подставляет» их, сотрудники екатеринбургского ОМОНа почти в полном составе (за исключением раненых) вернулись на Урал. Местное начальство уже предложило майору «оставить службу».
– Жизнь – одна, – продолжил таксист, – и погибать так глупо ни у кого нет желания.
«Погибать всегда глупо», – хотел сказать я, но промолчал.
Я перестал поддерживать разговор, и таксист умолк.
…– Здесь, – сказал Яраги водителю такси, и машина резко затормозила у тротуара.
Я достал из бумажника несколько долларовых купюр и протянул их таксисту:
– Спасибо.
– Тебе спасибо, – улыбнулся таксист, заметив, что я не собираюсь брать сдачу и уже открываю дверцу машины.
Я окинул взглядом нечто огромное: город не город, поселок не поселок, и мы отправились искать нужную квартиру. Яраги устало плелся за мной. Откровения таксиста его расстроили.
Дверь открыл прилично одетый пожилой человек. Не чеченец, русский.
– Мне нужен Валентин Крылов.
– Я Валентин.
– Тетушка прислала подарок.
– К сожалению, племянник заболел коклюшем…
– Лекарство к сроку.
– Ладно, заходи, «лекарство». С дороги отощали, небось, круги под глазами. Сейчас покормим.
Крылов налил мне водки и сказал:
– Свершилось то, чего боялось и не хотело большинство россиян: войска вступили в Чечню…
– С какого они там?
– С одиннадцатого декабря. Я считаю по тому, что именно в эти дни на подходах к Чечне со стороны Дагестана и со стороны Ингушетии были взяты в плен десятки солдат внутренних войск России.
– Так что, нежели Грачев, министр обороны все же, – сказал я, – не знает, что обычаи горских народов, отличаются от наших? Вряд ли не знает и о том, что в прошлый раз внутренние войска вошли в Чечено-Ингушетию полвека назад, чтобы загнать всех жителей поголовно в вагоны и выслать в Казахстан – на зиму глядя, почти без вещей и еды, так что многие женщины и дети не доехали даже до места ссылки.