Точнее, это был кот – крупный черно-белый матерый котяра, неторопливо шествовавший по своим кошачьим делам. Черное пятно на разбойничьей физиономии напоминало повязку на глазу пиратского капитана.

Яша изо всех сил дернулся вперед, так что Ирина едва смогла удержать поводок, и подлетел к самоуверенному коту.

Кот удивленно повернулся, увидел перед собой кокера и презрительно фыркнул. Казалось, он хотел спросить Яшу:

– Вы ко мне? А что, собственно, вам от меня нужно? Может быть, вы хотели узнать, который час?

При этом он, как бы между прочим, продемонстрировал когти, длинные, острые и кривые, как турецкие ятаганы.

Когти производили впечатление. Впрочем, еще большее впечатление производил решительный и невозмутимый вид кота.

Яша замер на месте, припал к земле передней частью туловища и попятился. На его морде появилось смущенное выражение, как будто он хотел сказать:

– Извините, обознался! Принял вас за одного знакомого! Просто, знаете ли, удивительное сходство!

Кот еще раз фыркнул, присел прямо посреди дороги и несколько раз лениво лизнул правую заднюю лапу. Всем своим видом он демонстрировал крайнее высокомерие и презрение к суетливому и легкомысленному кокер-спаниелю.

Яша виновато потупился, вернулся к хозяйке и завертел хвостом, давая понять, что сделал все, что хотел, и теперь не возражает против возвращения домой.

Ирина рассмеялась и направилась к своему подъезду.

Их маршрут пролегал мимо синего «Ситроена».

Яша, казалось, уже совершенно забыл о неудачном столкновении с котом. Он снова пребывал в замечательном настроении и свернул с дороги, чтобы поднять лапу на заднее колесо иномарки.

– Прекрати сейчас же! – прикрикнула на него Ирина. – Как тебе не стыдно! Ты же знаешь, что воспитанные собаки никогда так не поступают! А если тебя увидит хозяин этой машины – представляешь, как нам с тобой будет перед ним неудобно?

Тут она вспомнила, что синий автомобиль принадлежит покойному Цыплакову, а значит – его хозяин уже ничего не скажет по поводу Яшиного поведения.

Впрочем, это еще не повод для того, чтобы так поступать.

Она помрачнела и потянула кокера за поводок. Яша оглянулся на хозяйку с непониманием – на его взгляд, он не делал совершенно ничего предосудительного. Завершив свое дело, он пробежал вдоль «Ситроена» и, опустив морду, подобрал с земли возле передней дверцы какой-то маленький предмет.

– Яша, прекрати! – снова повысила голос хозяйка. – Что ты все время подбираешь разную дрянь? Ты ведешь себя не как взрослая воспитанная собака, а как маленький глупый щенок!

Яша смущенно потупился и положил свою находку к ногам хозяйки. Казалось, он хочет сказать ей – почему же дрянь, посмотри, какая замечательная игрушка!

Ирина пригляделась к Яшиной находке.

Это была маленькая фигурка из какого-то темно-зеленого материала.

Фигурка действительно была довольно необычная, и Ирина, достав из кармана бумажную салфетку, подняла ее с земли, чтобы как следует разглядеть.

Это была небольшая нефритовая статуэтка очень тонкой работы, представляющая собой сидящего на троне мужчину в пышном восточном одеянии. На голове у него была чалма, верхняя часть которой откололась. Внимательно приглядевшись, Ирина поняла, что в месте откола статуэтка была просверлена, видимо для того, чтобы повесить ее на металлическое кольцо.

И еще она поняла, что держит в руках не просто статуэтку, а шахматную фигуру, точнее – короля.

– Странно, – проговорила она вполголоса, еще не сформулировав окончательно мелькнувшую в голове мысль.

Ирина завернула нефритовую фигурку в салфетку, спрятала ее в карман и решительно направилась к своему подъезду, на этот раз не обращая внимания на Яшино молчаливое сопротивление.

* * *

Леонтий Хвощ проснулся в боевом и творческом настроении. Он вспомнил вчерашнюю блистательную победу над двумя хулиганами, и настроение поднялось еще на несколько градусов. Леонтий поднялся, напевая марш из оперы «Аида», но тут же одернул себя, сообразив, что это непатриотично, и переключился на «Прощание славянки».

Хотелось творить, творить и творить.

Окатившись холодной водой, Леонтий направился на кухню.

Собственно, это не была кухня в общепринятом значении.

Леонтий обитал на просторном, хорошо освещенном чердаке, часть которого была выделена под мастерскую, часть – под спальню и часть – под кухню.

Здесь его ожидало разочарование: холодильник и хлебный шкафчик зияли пустотой. То есть в холодильнике одиноко грустил кусок позеленевшего сыра, но он не представлял никакого интереса – ни как продукт питания, ни как материал для творчества.

А хотелось не только творить, но и есть.

Леонтий вздохнул, смахнул со стола хлебные крошки и высыпал их на подоконник. Здесь, как обычно, ворковали голуби: они знали, что у Леонтия всегда можно чем-нибудь поживиться.

Крути не крути, нужно было идти в магазин.

Леонтий знал в ближайших окрестностях несколько хороших булочных. В этих булочных художника тоже хорошо знали и очень уважали, как постоянного оптового покупателя. Кроме того, отдельные продавщицы питали к нему повышенный интерес, как к мужчине неженатому, самостоятельному и не очень сильно пьющему.

Увидев в дверях художника, продавщица Кристина поправила обесцвеченные волосы, сложила бордовые губы сердечком и пропела сладким голосом:

– Здрасте, Леонтий Кузьмич! За батончиками пришли? Что-то вас вчера не было видно!

– Процессом творческим был занят, не мог прерваться ни на миг! – нараспев продекламировал Леонтий, придирчиво осматривая содержимое полок.

Говорят, что настоящий скульптор, разглядывая бесформенную мраморную глыбу, уже видит в ней будущую статую. Так и Леонтий Хвощ, озирая полки с хлебобулочными изделиями, уже видел будущие художественные композиции. Иная буханка, казалось, уже таила в себе сходство с пресловутым луноходом, в слоеной булочке Леонтию виделись эротические мотивы, но вот этот кривоватый батон. .. в нем отчетливо просматривалось несомненное сходство с известным деятелем отечественной культуры!

– Вот этот дай батон, Кристина, отменно он, батон, хорош! – потребовал художник, ткнув толстым пальцем в плохо пропеченного уродца.

– Что вы, Леонтий Кузьмич, это же вообще какая-то некондиция! – попробовала отговорить его продавщица. – Лучше вы вот этот возьмите, свеженький…

– Не понимаешь ты в искусстве! – прервал ее Леонтий. – Подай мне то, что я велю!

– Где уж нам уж! – фыркнула обиженная Кристина. – Мы люди темные, в искусстве вашем не разбираемся, зато в хлебе кое-что понимаем! – И она швырнула бракованный батон на прилавок.