– Какой замок? Какой молодой человек? – Виктория скрипнула зубами. – Тетя Галя, ты опять кого-то впустила в квартиру?
– Да что ты, Викуля! – тетка попятилась. – Это очень приличный молодой человек из гор-газа! Он сказал, что проверяет все газовые плиты, и показал мне удостоверение…
Те «сотрудницы собеса», которые нас обокрали, тоже показывали удостоверения! – прошипела Виктория, отодвинув тетку и прорываясь на кухню.
– Ну сколько можно об одном и том же! – капризным детским голосом проговорила тетка, казалось, она сейчас захныкает. – Ведь я уже признала свои ошибки…
Викторию все раздражало в тетке – раздражала ее глупость, ее болтливость, манера включать телевизор на всю катушку, раздражала одежда, как у школьницы-переростка, ее бантики и брошки, ее не по возрасту яркая косметика… женщина в семьдесят восемь лет должна одеваться и выглядеть скромнее! Викторию раздражала сама тетка, но она ничего не могла с ней поделать. Их маленькую, неудобную двухкомнатную квартирку в «хрущевке» ни на что приличное нельзя было разменять.
Главной, заветной мечтой Виктории была собственная квартира. Собственная ванна, где не было бы теткиных допотопных мочалок, ее мыла «Красная Москва» (где только она его достает?) и прочих мелочей, собственная хорошо оборудованная кухня, которую ни с кем не нужно делить…
Единственным реальным способом получить квартиру было замужество, точнее – выгодное замужество. Над этим Виктория работала многие годы. Этому она отдавала все свои силы, все свое свободное (и несвободное) время.
С замужеством, надо признать, пока ничего не получалось.
Зато появилась надежда другим способом решить квартирный вопрос. Если Антон Сергеевич не обманет ее и привезет из Москвы обещанные деньги, можно будет начать поиски квартиры.
А если не привезет?
Тогда пригрозить ему! Пообещать, что все станет известно майору Продольному! Ведь она видела, как в тот день Антон Сергеевич уходил с работы вместе с Цыплаковым!
Виктория влетела на кухню и с порога выпалила:
– Кто вы такой? Покажите удостоверение!
Возле газовой плиты копошился крупный, полноватый мужчина в кепке-бейсболке и синем форменном комбинезоне с красной надписью «Горгаз». Он стоял спиной к двери, но тем не менее что-то в его фигуре и неторопливых, уверенных движениях показалось Виктории удивительно знакомым.
– Покажите удостоверение! – повторила она уже не так уверенно.
Мужчина повернулся к ней, и она увидела холодные, немигающие рыбьи глаза.
– Это… вы… – прошептала она, пятясь.
Мужчина шагнул, отрезав ей путь к двери, и поднял руку с тяжелым разводным ключом.
Только теперь Виктория почувствовала явственный запах газа.
– Тетя Галя, – завопила она, – вызывай милицию!
– Что? – тетка показалась в дверях. – Молодой человек, скажите моей племяннице, что двери нужно закрывать! Мне она не верит, так, может быть, вам, как мужчине…
– Нужно, – подтвердил мужчина и опустил разводной ключ на голову Виктории.
Женщина едва слышно охнула, обмякла и сползла на пол, оставив на стене смазанный кровавый след.
Старуха попятилась, заморгала глазами, но убийца догнал ее и совсем несильно ударил в висок.
Виктория пошевелилась, застонала, приоткрыла глаза. Мужчина пристально взглянул на нее, понял, что подняться она уже не сможет, но на всякий случай ударил еще раз.
Аккуратно разложив оба тела на полу, он вернулся к плите, до отказа вывернул все вентили, прислушался к шипению вытекающего газа. Задержав дыхание, плотно закрыл окно, намочил тряпку бензином из пластиковой бутылки, бросил ее на пол, торопливо вышел в коридор. По дороге тонкой струйкой лил бензин на пол, оставляя за собой след, как Мальчик-с-пальчик. Задержавшись возле входной двери, чиркнул зажигалкой, бросил ее в лужицу бензина. Пламя живой оранжевой змейкой побежало на кухню, но он этого уже не видел: он выскочил из квартиры и опрометью бросился вниз по лестнице.
Когда наверху оглушительно прогрохотал взрыв, он был уже на первом этаже.
Антон Сергеевич захлопнул за собой дверцу машины и перевел дыхание. Он хотел поскорее уехать отсюда, уехать как можно дальше от этого дома, но когда попытался вставить ключ в зажигание, его руки так тряслись, что пришлось несколько минут посидеть, глубоко дыша, чтобы успокоиться и взять себя в руки.
Наконец он сумел завести машину, смешался с транспортным потоком и уехал от дома Виктории. Навстречу ему уже мчались, тревожно завывая сиренами, красные машины пожарных.
Остановившись в тихом переулке, он еще несколько минут посидел, собираясь с мыслями.
Он все еще чувствовал в руке тяжесть разводного ключа, все еще слышал отвратительный хруст ломающейся кости, перед его глазами стояли кровавые пятна на стене. Все, нужно прекратить это самокопание. То, что он только что сделал, было необходимо.
Виктория слишком много знала, она была опасна. Тем более что она уже сделала все, чего он от нее хотел. То есть была отработанным материалом.
Сначала она подыграла ему в кабинете Льва Николаевича, помогла подменить чемоданчик, теперь помогла сдать милиции конкурентов, этих тупых уголовников, которые постоянно мешались под ногами…
Она свое дело сделала, а теперь представляла собой несомненную угрозу. Да еще и смела пугать его. Так что он поступил совершенно правильно. Операция подходит к концу, и он должен тщательно подчистить за собой все концы.
А эта мерзкая старуха, ее тетка… она просто оказалась не в то время и не в том месте. Ей не повезло. Да, в конце концов, она свое уже отжила.
Все, нужно поставить точку в этой истории, прекратить думать о том, что уже закончилось, и переходить к завершающей фазе операции.
Он достал из кармана мобильный телефон, набрал код Дании и хорошо знакомый копенгагенский номер.
Ответили ему сразу.
– Когда я могу приехать за деньгами? – спросил Антон Сергеевич прямым текстом, как только услышал знакомый голос с заметным кавказским акцентом.
– Деньги? – переспросили его с плохо скрытым раздражением. – Кажется, мы договорились, что сначала должны получить товар… как говорится, утром стулья, вечером деньги!
– Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать то, что сказал! – оборвал его собеседник. – Ваша дама опять попросила тайм-аут! Мне это уже надоело! Мне нужен товар, а не разговоры! Понятно?
Антон Сергеевич хотел что-то возразить, но из трубки уже неслись короткие сигналы отбоя. Что же это такое?
Он поспешил, слишком рано вообразил, что операция завершена?