Сестра Лэнгтри села к маленькому плетеному столику и взяла себе чистую чашку с блюдцем. Сначала она налила молоко, а потом уже темный ароматный чай, еще не слишком перестоявший. Затем откинулась и закурила сигарету.
— Ты что-то поздно, Салли, — заметила она. В ответ раздалось приглушенное ворчание.
— Я как Моисей, всегда поздно. Помнишь, что сказал Господь: «Приходи четвертым», а Моисей пришел пятым и потерял работу.
— Нужно быть совсем безмозглой, чтобы оценить полностью эту шутку, — засмеялась сестра Лэнгтри.
— Знаю. А чего ж ты хочешь? Сама понимаешь, какая у меня компания. — Сестра Доукин наклонилась, чтобы развязать шнурки на туфлях, а затем задрала юбку и отстегнула чулки, и сестра Лэнгтри получила хорошую возможность рассмотреть армейского пошива трико, которое было известно под названием «прощай, любовь», после чего юбка снова опустилась вниз, а чулки полетели на стул, стоящий рядом.
— Вообще-то, Онор, солнышко мое, когда я думаю о том, как ты торчишь там у себя в дальнем углу у леса в компании шести психов и тебе даже, случись что, некого и на помощь позвать, честно тебе скажу, мне совсем даже не завидно. Мне больше по вкусу мои тридцать с лишком нервных и немаленький отряд женщин рядышком. Но сегодня, должна тебе сказать, я бы совсем не прочь поменяться с тобой местами.
На полу между ног у сестры Доукин стояло безобразного вида оцинкованное ведро. Она приподняла ступни, которые оказались широкими, толстыми, с выпирающими косточками на больших пальцах и лишенные всякого намека на подъем, и под заинтересованным и сочувственным взглядом сестры Лэнгтри плюхнула их в ведро и начала с наслаждением плескаться и брызгаться.
— Ой-ой-ой-ой-ой! Как же это пре-е-краа-сно-оо! Клянусь, я бы не смогла даже один проклятый шаг на них сделать.
— У тебя самый настоящий отек от перегрева, Салли. Положила бы ты мазь, пока не стало хуже, — посоветовала сестра Лэнгтри.
— Знаешь, что мне нужно? Восемнадцать часов полежать пластом в постели с задранными ногами, — сказала мученица и фыркнула.
— Неплохо звучит, да? — Она вытащила одну ногу из ведра и принялась безжалостно мять опухшую красную лодыжку.
— Да, ты права, они у меня похожи на епископа на девичнике. Я-то ведь не молодею, вот в чем беда, — она снова фыркнула. — У епископа та же беда, по правде сказать.
За дверью послышалась хорошо знакомая твердая поступь, и в комнату вплыла старшая сестра. Ее туго накрахмаленная косынка была сложена в идеальный ромб сзади, на еще более накрахмаленной форме ни складки, начищенные туфли просто ослепляли. При виде сидевших за столом сестер, она раздвинула губы в ледяной улыбке и решила все-таки приблизиться.
— Добрый день, сестры, — отчетливо проговорила она.
— Добрый день, мадам! — ответили они хором, как примерные школьницы. Сестра Лэнгтри не стала вставать из солидарности с Салли Доукин, попросту не могла этого сделать.
Старшая сестра заметила ведро и отшатнулась с выражением крайнего отвращения на лице.
— Вы полагаете, сестра Доукин, что это пристойно — мочить ноги в общественном месте?
— Я полагаю, все зависит от места и от ног, мадам. Вы уж простите меня, я ведь на Базу приехала из Морсби, а нам там было не до изящностей, — сестра Доукин вытащила ногу из ведра и осмотрела ее с пристальным вниманием. — Но должна согласиться, нога не очень пристойная. Вот, свернулась на сторону на службе у доброй старой Флоренс Найтингейл. [4] Но опять-таки, — продолжала сестра Доукин тем же тоном, отправив ногу снова в ведро и весело брызгаясь, — нехватка персонала в неврологии — тоже вещь весьма непристойная.
Старшая замерла в беспокойстве, лихорадочно раздумывая, что бы такое ответить, потому что здесь еще как свидетель присутствовала сестра Лэнгтри; затем развернулась и, не говоря ни слова, размеренно вышла из комнаты.
— У, старая сука! — с досадой сказала сестра Доукин. — Я ей покажу «пристойно»! Целую неделю она давит на меня, как телега с кирпичом, потому что я имела дерзость попросить у нее прислать кого-нибудь в отделение в присутствии приезжего хирурга-американца. А что такого, я уж сколько дней прошу ее об этом, когда никто не слышит, так чего мне терять? У меня шесть парализованных, четверо ампутированных, девять с мигренями и трое с комой, не считая кучи других. Говорю тебе, Онор, если бы не три — четыре типа, ходячих и более или менее вменяемых, так что они могут оказать хоть какую-нибудь помощь, я бы еще две недели назад пошла ко дну вместе со всем своим хозяйством, — она сплюнула. — А эти чертовы сетки! Я просто жду не дождусь, когда она наконец скажет мне, что в отделении «Ди» сетки не выглядят пристойно, потому что, как только я это услышу, я в один момент накину ее драгоценные сетки ей на шею и подвешу ее на них.
— Ну-у, Салли! Она, конечно, заслуживает чтобы ее как следует проучили, но вешать — это уж слишком! — отозвалась сестра Лэнгтри, смеясь.
— Ух, старая кляча! Любой жеребец ей задницу покажет, хоть она разложи перед ним кучу овса!
Но это многообещающее извержение словесных шедевров сестры Доукин немедленно прекратилось, как только в комнату вошла сестра Сью Педдер, и высказываться теперь было уже нельзя. Уже одного этого было достаточно, чтобы взбесить до крайности сестру Лэнгтри, которая была если и не в одной возрастной группе с лучшими сестрами высочайшей квалификации, то во всяком случае с сестрой Доукин они были на равных. Кроме того, они вместе прошли путь от Новой Гвинеи до Моротаи и были близкими подругами. А сестра Педдер принадлежала к поколению совсем еще молодых стажеров, которые в Морсби работали по сорок восемь часов подряд. Скорее всего, в этом и была загвоздка. Никто не мог себе представить, чтобы сестра Педдер работала бы сорок восемь часов подряд.
Очень хорошенькая, живая и веселая, ей едва ли исполнилось двадцать два, и работала она в операционной. На Базе номер пятнадцать она появилась совсем недавно. Среди персонала, да и среди больных тоже до сих пор ходила шутка, что даже старый Карстейрс, специалист по мочевым пузырям, восторженно ржал и рыл копытом землю, когда в дверь операционной впорхнула сестра Педдер. Вот тогда-то и проиграли те сестры и пациенты, которые держали пари, что майор Карстейрс на самом деле мертв, но ему просто не хватает такта лечь в могилу.
Те из сестер, которые остались дорабатывать до конца, пока госпиталь не будет окончательно ликвидирован, были намного старше, с большим опытом работы в условиях тропической войны. Сестра Педдер же составляла исключение, и в компанию ее не принимали, да и вообще она вызывала определенное возмущение в глазах других.
— Привет, девочки! — радостно приветствовала сидевших сестра Педдер. — Должна сказать, в последнее время знаменитости госпиталя не слишком часто балуют нас своим присутствием. Как жизнь в отделениях?