— Вы так говорите, как будто он прокаженный! — возмутилась сестра Педдер. — Что такого позорного в конце концов в том, что человек получил психическую травму на войне? Это со многими случается!
— Это он тебе так сказал? — поинтересовалась сестра Лэнгтри.
— Ну да, это же правда, — ответила сестра Педдер, причем в голосе ее прозвучало достаточно сомнения, чтобы сестре Лэнгтри стало ясно: произошло что-то такое, что заставило сестру Педдер призадуматься. А это было уже интересно.
— Нет, неправда. Льюс был также далеко от передовой, как полковая канцелярия от генерального штаба.
— Тогда почему же он в «Иксе»?
— Думаю, я вправе сказать тебе только то, что в нем проявились кое-какие неприемлемые черты, которые навели его командира на мысль, что отделение «Икс» для него — самое подходящее место.
— Пожалуй, он действительно иногда бывает очень странным, — задумчиво произнесла сестра Педдер, вспоминая тот жуткий в своей бесстрастности, автоматический, какой-то беспощадный акт любви и его звериные укусы. Шея ее была изранена, кожа разорвана в некоторых местах, и если бы не драгоценная коробочка крем-пудры, купленная по пути сюда в американском магазине в Порт-Морсби, вообще неизвестно, что бы она делала.
— Тогда послушай моего совета: не встречайся больше с Льюсом, — сказала сестра Лэнгтри и поднялась с корзинкой в руке. — Правда, Сью. Я вовсе не хочу разыгрывать из себя старшую или читать проповеди. У меня нет ни малейшего желания вмешиваться в твою личную жизнь. Но Льюс — это часть моей жизни в любом случае. Я за него отвечаю. Для тебя самое лучшее — избегать его.
Но это уже было чересчур для сестры Педдер, ее распирало от возмущения, как если бы ее выпороли, как маленькую.
— Это приказ? — лицо ее побелело.
Сестра Лэнгтри с удивлением и даже любопытством посмотрела на нее.
— Нисколько. Приказы исходят от старшей сестры.
— Ну и держите свои чертовы советы при себе! — огрызнулась сестра Педдер, но тут же прикусила язык. Правила и инструкции, которыми их напичкали во время обучения, были еще слишком свежи в ее памяти, и собственная наглость повергла ее в состояние паники.
Однако реплика пропала даром, поскольку сестра Лэнгтри уже вышла из комнаты, по всей видимости, не услышав ее слов.
Сестра Педдер еще немного посидела, кусая губы, пока кожу не начало саднить. Она разрывалась между своим чувством к Льюсу, его огромной притягательной силой и ощущением, что ему на нее абсолютно наплевать.
Прошла неделя, прежде чем сестра Лэнгтри почувствовала, что смятение и замешательство, охватившие ее во время инцидента на кухне и затем беспощадно подавленные, наконец рассеялись. Слава Богу, Майкл, кажется, ничего не заметил, судя по тому, что поведение его осталось таким же вежливым и дружелюбным, и это само по себе было бальзамом для ее гордости, но во всем остальном она страдала от острой боли, и ничто не могло ее облегчить. Так что теперь она жила одним днем, и каждый из них, будучи благополучно прожит, приближал ее к долгожданной свободе.
Время потихоньку шло, и уже две недели отделяли ее от случая на кухне, когда она, возвращаясь в отделение после дневного перерыва, почти столкнулась с Майклом в дверях подсобки. Он очень торопился, в руках у него был старый облупленный таз.
— Положите, пожалуйста, сверху крышку, Майкл, — машинально произнесла она.
Он остановился, не зная как ему быть: срочность дела не позволяла ему задерживаться, но и пренебречь ее приказанием он тоже не мог.
— Это для Наггета, — объяснил он. — У него страшная головная боль, и его тошнит.
Сестра Лэнгтри обошла его и протянула руку к полке за дверью в подсобке, где лежали чистые, хотя и посеревшие от частого употребления полотенца. Она взяла у Майкла таз и прикрыла его одним из полотенец.
— Так, значит, у Наггета мигрень, — задумчиво сказала она. — С ним это случается нечасто, но уж если случается, бедняга мучается невыносимо.
Она прошла в палату. Наггет распростерся на кровати совершенно неподвижно, на глазах у него лежала тряпка, смоченная холодной водой. Сестра Лэнгтри бесшумно пододвинула к кровати стул и села.
— Я могу чем-нибудь вам помочь, Наггет? — мягко спросила она, тихонько поставив таз на тумбочку.
Губы его с трудом зашевелились.
— Нет, сестренка.
— Давно началось?
— Несколько часов, — прошептал он, и две слезинки выкатились из-под тряпки. — Все еще впереди.
Она не стала прикасаться к нему.
— Ну ничего, ничего. Лежите и не двигайтесь. Я здесь и буду заходить к вам время от времени.
Она еще посидела минутку, потом поднялась и пошла к себе в кабинет. Майкл уже ждал ее.
— Вы уверены, что все в порядке, сестренка? — спросил он, с тревогой глядя на нее. — Я еще ни разу не видел Наггета в таком состоянии. Он лежит совершенно неподвижно и даже ни разу не пискнул.
Она засмеялась.
— Все нормально! У него типичнейшая мигрень, вот и все. Просто боль такая сильная, что он боится даже пошевелиться или издать звук.
— А вы ничего не можете дать ему? — нетерпеливо спросил Майкл, поражаясь, как ему казалось, такой бесчувственности с ее стороны. — Может быть, морфий. Уж он-то всегда срабатывает.
— Только не при мигрени, — решительно сказала она.
— То есть вы вообще ничего не собираетесь делать?
Его тон не понравился ей, и она раздраженно ответила:
— Наггету не угрожает никакая опасность. Он просто очень плохо себя чувствует. Часов через шесть его вырвет, и боль сразу же станет легче. Можете мне поверить, мне очень жаль его, я знаю, как ему сейчас тяжко, но я не собираюсь подвергать его риску наркотической зависимости! Вы здесь находитесь достаточно долго, Майкл, чтобы понять, в чем настоящая проблема с Наггетом, так почему же вы хотите, чтобы я сыграла роковую роль в его жизни? Я, конечно, не считаю себя абсолютно непогрешимой, но мне не нравится, когда мои пациенты учат меня, что надо делать.
Майкл рассмеялся, схватил ее за руку и дружески стиснул.
— Дай Бог вам здоровья, сестренка! — объявил он, и в глазах его мелькнуло что-то более теплое, чем простое дружелюбие.
Сестра Лэнгтри почувствовала, как в ней что-то зажглось; горячая волна благодарности разливалась по всему ее телу: теперь ошибки быть не могло, она видела это по его глазам. Все сомнения разрешились; она знала, что любит его, и больше уже не надо копаться в себе, конец всем мучениям и терзаниям. Наконец все стало на свои места, и теперь она чувствовала себя так, будто прошла долгий и трудный путь и приблизилась к цели.
Майкл пристально всматривался в ее лицо, губы его раскрылись, он хотел что-то сказать. Она замерла в ожидании. Но слова так и остались несказанными. Сестра Лэнгтри явственно видела, как работает его мысль, и любовь уступает место… чему?.. Страху? Осторожности? Рука его разжалась, теперь его прикосновение было чисто дружеским, нежность исчезла.