Пластинка Эллы Фицджеральд закончилась. Тиана сняла с нее пластмассовую лапку проигрывателя и предложила:
— Посидим в тишине?
— Да, конечно… Йоханнесбург слишком громкий для меня город. Я оглушен им, — пожаловался Отто.
Но Тиана словно не услышала его и осталась настроена на собственную исповедальную программу:
— Знаете, я, провинциалка из Южной Африки, когда приехала в Европу учиться, попала просто в котел с крутым кипятком! Ах, какой это был котел!
Отто было интересно слушать ее, но снова напугал напор. Он думал, что Тиана пытается предложить ему с напором свое тело, но, судя по интонации, она с тем же напором спешила вручить ему и душу.
— Я понимаю, о чем вы говорите.
— В этом котле варились харизматические выходцы со всего мира, освободившиеся от пола, расы и религии! Это было время потрясений — Карибский кризис, Кеннеди, Хрущев, Мартин Лютер, Мао, Вьетнам, Хо Ши Мин! Свободная любовь — кайф из лайф! Мы протестовали против всего, в том числе против протеста! Но где-то надо было остановить эту безумную карусель, чтобы не надорваться. Я поехала в Америку и познакомилась с Гидоном. Он приехал из Израиля и, хотя не смог объяснить мне теорию относительности, сделал мою жизнь относительно безопасной и буржуазной. К сожалению, только на тот период! Как говорят черные, джунгли сильнее слона!
Отто подумал, что она не так много выпила, чтобы считать это пьяным душевным стриптизом. И это скорее всего результат долгого одиночества.
Словно поняв его взгляд, Тиана предупредила:
— Я откровенна с вами, как с человеком, который попытался спасти мне жизнь. Никто никогда так не рисковал ради меня. Вы ведь тоже могли бы спрятаться в туалете, как англичанин, с которым играли в карты!
— Не мог. Потому что я немец! — напомнил Отто. — Так что было после того, как вы не поняли теории относительности?
— Гидон был старше меня на двенадцать лет, а по жизненному опыту — на все сто. Он имел докторскую степень по ядерной физике Стэнфорда и занимался распространением ядерного оружия.
— Может быть, нераспространением? — поправил Отто.
— Оговорилась. Конечно, нераспространением. Он стажировался в штате Невада, в секретном проекте. Приехал в Беркли на конференцию всего на неделю. Я влюбилась с первого взгляда, но тут пришла телеграмма: тяжело заболела мама. Я улетела домой. Потом похоронила маму…. И через несколько лет случайно встретила Гидона в Йоханнесбурге на вечеринке! А расстояние между Беркли и Йоханнесбургом — полпланеты!
Отто налил себе и ей вина, боясь задать вопрос, чтобы не сбить исповедальной интонации.
— Оказалось, он приехал в ЮАР как израильский специалист. Первое время все было замечательно. Правда, он глумился над местными традициями и суевериями, считал мою страну дикарской и неперспективной. — Она встала и начала нервно расхаживать из угла в угол. — А потом начались проблемы…
К этому моменту Отто начисто забыл, что Ньютон и Эйнштейн — живые представители семейства кошачьих, а не меховые украшения особняка. Но как только Тиана заистерила, они проснулись, медленно пошли друг за другом в центр комнаты и уселись рядышком, следя за хозяйкой огромными желтыми глазами.
— Год назад он исчез при загадочных обстоятельствах. — Она внезапно остановилась, прижав ладони к вискам, Отто увидел, что она готова зарыдать. — Извините! У меня начинается приступ головной боли! Я должна выпить таблетку и остаться одна… Извините, что испортила вечер…
Вечер был не то что испорчен, но оборван посередине. По глазам Тианы было понятно, что ей действительно плохо, а стаж знакомства не предполагал помощи в такой деликатной ситуации.
Отто спустился на первый этаж, забрал у входа свою белую шляпу, надвинул ее до бровей, вышел на улицу, захлопнул входную дверь дома, как попросила Тиана, кивнул охраннику особняка и, наконец, закурил. Ему неудобно было курить в доме Тианы.
Конечно, Отто не так представлял себе первое свидание, но, надо сказать, что он совсем не так представлял себе и историю ее жизни.
Думал, что перед ним скучающая богатая вдовушка, делающая многообещающие глазки заезжему коммивояжеру, а все оказалось сложнее и проще. Как, впрочем, у всех его ровесников и ровесниц, несмотря на континент проживания.
С Джоном Отто тоже познакомился в клубе для белых. Это был англичанин, бывший высокопоставленный военный. Он жил «в очень английском доме с очень английским садом», состоящим из подстриженных газонов и клумб с розами невеселых тонов.
Отто не заходил в ванную дома Джона, но заранее знал, что найдет там два идиотских крана: один с горячей водой, другой — с холодной. Его всегда потрясало, что англичане считали антисанитарную привычку смешивать воду в раковине предметом особой национальной гордости.
Джон поил Отто чаем в садовой беседке. Солнце нещадно палило. На хозяине были шорты и майка, демонстрирующие пожилые неаппетитные, обросшие седыми волосами конечности. Отто ни за что не стал бы принимать в таком виде гостей, хотя его накачанные руки и ноги можно было снимать для обложки спортивного журнала.
На чайном столе стоял антикварный, с гербами, заварной чайничек с отвратительно крепким чаем, который Джон по-английски разбавлял молоком. А еще на столе были бутылка скотча, рюмки, фрукты и галеты.
Отто подумал, насколько разница между немцами и англичанами видна на чайном столе. У немца непременно были бы сдобные булочки, сладкое печенье, конфеты, а англичанин посчитал бы, что галет совершенно достаточно, чтобы сделать гостя счастливым.
Впрочем, счастливым Джону, прежде всего, хотелось сделать не Отто, а своего старого облезлого попугая, дремавшего у стола в клетке.
Джон сперва почистил яблоко, порезал его на дольки и протянул одну попугаю, а потом уже налил чаю гостю. Попугай чуточку погрыз добычу и начал, вопя, выпихивать ее из клетки клювом и лапой.
— Не обращай внимания! Он, как и я, к старости выжил из ума! — пожаловался Джон на попугая, рассматривая в лупу альбом с марками Отто. — Здесь все, как я и думал, глядя на тебя в клубе. Как я и думал… Впрочем, нет, вот хорошая вещь. Но, как ты понимаешь, не уникальная. — Он ткнул в марку худым пальцем.
— Говорят, их не так много, — возразил Отто.
— Не болтай в присутствии старика! Их меньше, чем звезд на небе, но больше, чем волос на моей голове. Когда говорят «не так много», имеют в виду афганок! Я считаю Ротшильда негодяем!
Джон намекал на историю о том, как представитель австрийской ветви Ротшильдов скупил один из первых выпусков афганских марок и сжег все, за исключением нескольких, на глазах у агентов крупнейших марочных фирм. Это сделало его владельцем редчайших марок и дало возможность нажиться на продаже.
— Просто Герострат! Разве у нормального человека поднимется рука сжигать марки? — Отто был согласен с оценкой Джона.