— Не буду врать, испугался тогда так, что по спине от шеи потек ручеек холодного пота!
— А я ничего не боюсь, я заговоренный. — Стальные глаза Уго хвастливо сверкнули.
Отто отметил, что хватка у Уго мертвая. И еще, как любой наемник, ищущий заказы и заработок в мирное время, он изо всех сил хвастался.
— Местные колдуны заговорили?
— Мать ходила к ним, когда я был мальчиком, просила закрыть меня от врагов. И видишь, прошел столько войн почти без царапин…
— Извини, а правда, что ваши колдуны калечат детей, отрезают у них части тела? — осторожно спросил Отто.
— Это делают не колдуны, а торговцы органами. Колдуны их только употребляют в своих… ну, в своих колдовских действиях, — ответил Уго так спокойно, словно дело шло о добавляемых лепестках цветов. — Не только детей, но и взрослых.
— А полиция?
— Не будет же она сторожить каждого черномазого? Деревенские сами создают дружины и защищаются от торговцев органами. Но ведь это бизнес. Пока колдуны будут покупать человеческие органы, это не прекратится. — И без перехода: — Я бы тоже закрутил роман с какой-нибудь такой штучкой. Мне надоели проститутки!
— А твоя жена?
— При чем тут жена? Ты просто еще не попробовал их африканских фокусов. Попробуешь, тебя от черных за уши не оттянешь!
— Что за фокусы?
— Потом расскажу, говорить о бабах перед полетом — плохая примета…
— А еще мне явился призрак Чаки! — Отто внимательно посмотрел на реакцию собеседника.
— Ого! Я этого Чаку видел только в британском фильме. Западные киношники любят зарабатывать на профанации истории. Тебе везет, как новичку в казино! Получил все тридцать три удовольствия!
— А что, в ЮАР все видят призраков? — Отто опять не понимал, шутят с ним или всерьез.
— Да черт его знает. Нельзя же проверить, кто видит, кто врет, но я не знаю ни одного спокойного, кому бы подбросили пару куриных лапок, обвязанных веревкой, или пару человеческих глаз. Сразу бегут к колдуну!
— А что значат эти подброшенные глаза и лапки? — Отто уже ничему не удивлялся.
— Ничего хорошего! Христианство здесь насаждали насильно, так что ни секунды не верь черномазому, который ходит с крестом. Крест для него пустое место. Они считают, что душа после смерти человека на земле превращается в его двойник — гауа. Внешне это двойник такой же, как покойник, только прозрачный… Ну и он во все лезет.
— Уго, но я белый! Почему я видел этого вашего Чаку? Ты — белый, Тиана — белая, Джон — белый! Почему вы все так серьезно об этом говорите, если это игра для черных?
— Откуда я знаю? Давай не будем об этом перед полетом!
Они довольно быстро шли по колдобинам, но ангар приближался очень медленно.
— Зря считаешь меня баловнем судьбы. Я потерял на войне родителей. Мне до сих пор снится, будто я задыхаюсь в бомбоубежище. В бомбоубежищах запрещали говорить, предупреждали, что говорящий человек употребляет лишний кислород.
— Это очень по-немецки! — поморщился Уго.
— А перед окончанием войны мы прятались от армии Советов и не знали, пощадят нас или расстреляют! До сих пор вспоминаю, как выходил из норы под разбомбленным домом. Испуганный, больной, истощенный, в грязи и соплях, с поднятыми вверх руками, — сказал Отто, словно вглядываясь в кадры забытого фильма. — Подошел русский солдат, я стал прощаться с жизнью, но он взял меня за плечо и потащил туда, где дали котелок с кашей. И показал знаками, что война закончилась. А я ел горячую кашу руками и ревел, и мне было все равно, кто победил в войне…
— Бывает, — буркнул Уго.
— А ты рос в африканской теплице, и фрукты падали утром с дерева на твой подоконник! Так что еще не известно, кто из нас баловень судьбы.
— Да я не жалуюсь, просто я выдающийся пилот, но последнее время Фортуна повернулась ко мне задницей. Может, ты ее заставишь поменять позу? Посмотри, какие красавцы!
Они, наконец, дошли до авиабазы, где на солнце грелась шеренга самолетов.
— Любителей в нашем клубе толпа, были б денежки. А профессионалов — раз, два и обчелся. Вон, посмотри на те бипланы! «Тайгер Мотх» называются. Почти музейные экземпляры, доживают век на службе у туристов, — с нежностью сказал Уго. — В свое время были главными тренировочными самолетами в Королевских Воздушных силах Великобритании. Максимальная скорость сто семьдесят пять километров в час, дальность пятьсот километров. Но мы на таком не полетим.
— А максимальная высота и подъем? — спросил Отто.
— Высота четыре километра, подъем двести метров в минуту. А ты разбираешься в самолетах?
— Нет. Но приятно делать вид, что разбираюсь. Читал, что между землей и небом существует зависящий от рельефа местности порог высоты, ниже которого можно спрятать самолет от глаз радаров. Вот и решил покрасоваться, — засмеялся Отто. — Лучший способ достичь на переговорах максимальной выгоды — добиться уважения партнера!
— Я смотрю, ты по-своему лихой парень! Вдвоем мы с тобой натыкаем химчисток под каждый пальмовый лист. — Многозначительно-усталая маска слезла с лица Уго, стальные глаза нежно засияли, и он подмигнул. — Наш красавчик ждет не дождется в ангаре. Пойду к дежурному, надо соблюсти формальности перед вылетом. А ты бросай сигарету, раз пришел к самолетам.
Отто понял, что самолеты — вторая непобедимая страсть Уго, примерно как марки у самого Отто. Хотел спросить, почему одни самолеты стоят в ангаре, как куры на насесте, а другие вольно греются на солнышке, но не успел. Уго бросился к ангару, словно там его ждала любимая женщина.
Приручив Уго к мысли о сотрудничестве, Отто начинал осторожно дистанцироваться. Период подчеркивания общей немецкости в отношениях истек, роли поменялись, и теперь уже Уго втирался в доверие, приподнимая статус с наемного работника до близкого приятеля.
Химчисточный бизнес научил Отто искать ключи к любому собеседнику и топить в море собственного обаяния любое недоверие. Но теперь, когда Уго глубоко заглотнул крючок, Отто напомнил себе, что человек с профессией наемника не может стать его другом.
Он не понимал, как можно убивать людей не для защиты родины, а за деньги. Считал это глубоко аморальным, но не собирался озвучивать, ведь он всего лишь нанимал парня на работу.
Отто знал, что деньги, поставленные на центральное место в жизни, — всегда следствие детских травм, связанных с ущемлением человеческого достоинства. И его интересовали обстоятельства, приведшие Уго к выбору амплуа наемника.
При том, что Отто не чувствовал себя проповедником, он решил, что работа Уго по перевозке машин-химчисток может обернуться для человечества некоторым количеством спасенных жизней, ведь, судя по всему, этот парень был классным пилотом.
Ворота ангара бесшумно поползли вверх, и самолет, оседланный Уго, выехал под солнце во всей красе.