Андрей повернул мои глаза, мой слух к городу, потому что все, что было связано с ним, немедленно стало невероятно важным. Клоки снега на горах, изрезанных клоками тумана. Нереальное поселение в ущелье – весь город с пол-Арбата…
Потом меня повезли к местному епископу. Какой-то его помощник заулыбался с порога резиденции, поцеловал мне руку, перекрестился при этом и сказал: «Прости, Господи!» Епископ кормил «чем бог послал» в виде икры, крабов, трубача, и ваще. Бог посылал этому краю серьезно. Епископ обещал построить храм в полтора раза выше храма Христа Спасителя. И построил, кстати, вскоре! Теперь непонятно, где взять в него столько прихожан и как отопить. Перед каждым поднятым стаканом водки епископ громко объявлял: «Мнооооооооогая лета! Так выпьем за это!» На прощание подарил огромную вазу, сплетенную монахинями из бумажной веревки.
Сидя в обратном самолете над нескончаемыми пустыми просторами, я подумала, как велика Россия, чтобы просто так столкнуться в ней лбами…
А Москва была все та же. С летними тусовками и пыльными улицами. Москва была та же, другая была я…
– Ну, как встречи по автопробегу? – позвонила я Вене, собравшись впрячься в прежний ритм.
– Так получилось… Я тебе все объясню. Я заболел! Очень сильно. Мне снова дали по почкам. Я лежал. Кроме того, грипп. И еще что-то с сердцем… – вдохновенно, как обычно, врал Веня. – Сейчас я приеду, расскажешь, как съездила, что видела…
– Подожди-подожди, – опешила я, – ты не ходил ни на одну из назначенных встреч?
– Ну, ты же уехала… А я не смог… – капризно отвечал Веня, – и вообще я забыл, на когда какие были назначены…
– Подожди-подожди, – все еще не въезжала я, – у тебя два секретаря, встречи записаны у тебя в перекидном календаре. Ты что, и позвонить не мог и перенести их?
– Да я вообще всю неделю в кабинете не был. Дома лежал. Чего мне там без тебя делать? Да не переживай ты за автопробег. Поедем! Ну, не в этот раз, в следующий раз поедем. Давай быстрее встретимся, я по тебе так соскучился!
Ох, если бы в этот момент я бросила трубку и забыла о его существовании навсегда! Сколько времени и сил я бы сэкономила! Но я, как обязательная дура, начала трезвонить по телефонам, включать связи, совершать интегральные поступки, штопать воздушную ткань договоров… А тут еще к деловым качествам Вени добавились деловые качества представителей «Волги», и они вежливо сообщили, что руководство пересмотрело идею участия их замечательных автомобилей в нашем замечательном автопробеге. Договоренности не были отражены в юридически внятных бумагах, но подтверждались нашим совместным участием в пресс-конференциях, интервью, пиарились нами на всю страну.
Даже не знаю, чью – Венину или «Волгину» – неспособность отвечать за базар я пережила болезненней. Я растерялась, погасла, задепрессовала… Журналисты продолжали идти на меня строем и требовать аккредитации в пробег; звезды интересовались, в каких городах и во сколько они поют, а в каких могут напиваться и передвигаться в виде кабачка; чиновники напоминали, что у них по ходу трассы местные выборы. Как заунывно честный и подробный человек, я объяснялась, извинялась, оправдывалась, рассказывала, утешала. На деньги не попал никто, поскольку деньги должны были переводиться на более поздней фазе, чем действие было остановлено Веней и «Волгой».
Можно сказать, что некоторое количество денег потратил Веня. Для организации автопробега он взял на работу в офис своего автоклуба мою бывшую пресс-секретаршу по выборам в Госдуму Лилю и мою невестку Нину. Обе были умницами и красавицами. Обеих я инструктировала перед первым визитом:
– Девочки, у Вени тяжелый климакс, так что наденьте юбочку покороче, кофточку попрозрачней, улыбочку пошире. А выйдя на работу в первый день, юбочку подлиннее, кофточку потолще, улыбочку поуже, чтоб иллюзий не было.
После первой встречи Веня визжал о каждой из них:
– Потрясающая девочка! Образованна, умна, деловые качества, вежливость и интуиция…
После первой недели работы:
– Кого ты мне рекомендовала, это же стервы! Ни мозгов, ни деловых качеств, ни вежливости, ни интуиции! Они хоть что-то закончили?
Веня сто раз при этом знал, что Лиля выпускница Высшей школы ФСБ, а Нина – психфака. Тем более что никто так и не понял, и теперь уже не поймет, закончил ли хоть что-то сам Веня, бесконечно болтающий о своих двух дипломах и одной диссертации.
Грубо говоря, Веня влетел на зарплату, платимую девочкам за три месяца работы на неосуществившийся автопробег. Но поскольку именно к девочкам приходили члены – они же взносчики автомобильного клуба – и именно девочкам они жаловались на то, что Веня совершенно бесстыдно тратит и проживает их денежки… то постепенно стало понятно, из чьего кармана оплачивались и девичьи зарплаты, и остальные Венины прихоти.
Больше всех от автопробега финансово пострадала бедная Лиля. У нее кончилась батарейка в часах, и Веня, щелкнув каблуками, предложил услуги по вставлению батарейки. Отдав часы, Лиля спрашивала у него об их судьбе сначала раз в день, потом раз в неделю, потом раз в месяц… но так ничего и не узнала. Лиле настолько трудно было осознать, что дяденька-начальник, герой по поимке наркоторговцев и мастер спорта по всем видам спорта присвоил часы, что, смущаясь, поведала эту историю только через год. Да и не только Лиле, мне тоже было мудрено осознать Венины многоходовки, и теперь, обладая полной информацией о работе его сознания, я полагаю, что он не чистый вор, а игривый мошенник. Мошенничающий с самим собой с тем же азартом, что и с окружающими. Так что скорее всего он не толкнул часики, а «честно забыл» природу их появления и вовремя подсунул их какой-нибудь из опекаемых содержанок в качестве оплаты за сексуальные услуги.
Судя по поведению Вени, крах проекта его не озадачил. Его озадачило, что закончился так славно организованный период, когда он мог вместе со мной ходить по высоким кабинетам, переговариваться на бойкие темы, веселиться на светских приемах… результат как таковой его не занимал в принципе. Репутация не волновала. Собственно, у него ее и не было…
Я пробовала объяснять Вене, что для того, чтобы иметь лицо в бизнесе, надо научиться только двум вещам: вовремя приходить и внятно договариваться. А еще – знать, чего ты хочешь. Веня кивал, но, когда договаривался о деле, решал совершенно психиатрические задачи. Больше всего в переговорах ему нравился он сам. Он играл голосом, рассказывал истории, нервно курил, потом спрашивал:
– Ну, как я смотрелся?
Видимо, в этот момент он видел себя снимающимся в фильме про делового человека и очень волновался, нравится ли зрителям. Ему, как ребенку, хотелось быть взрослым, что-то делающим дядей. Его бы спасла нищета, он бы хоть дорожки подметать научился или зарабатывать извозом… Но деньги ловко доставались ему из мелких интриг, и это начисто отнимало возможность учиться думать и видеть себя со стороны.
Я могла сколько угодно материться и напоминать, что качество переговорщика определяется результатом переговоров, а не сценическими данными их участников. Но Веня, кивая, совершенно честно этого «не слышал», а только косился на себя в зеркало, как пудель перед выставкой.