– Испугалась, шустрая, – хохотнул он, довольный произведенным эффектом. – Подумала, ща пальнет, и мозги на стенке! Знаешь, как круто, когда в рот стреляются? Всю башку сзади в клочки разносит, долго мыть потом.
– Хватит уже. Не мальчик вроде! – Уже сто раз пожалела, что оказалась здесь.
– А могу и по тебе пальнуть… Состояние аффекта. Много не дадут, а врачей в зоне уважают. Мне ж все равно где сидеть… Мне хоть тут, хоть там – все одно зона!
– Муркин, я устала. – Она села рядом и погладила по голове его, голого, несчастного и сидящего на ковре и держащегося за ящик тумбочки. – Помоги мне поймать такси. Я одна в твоем районе боюсь.
– Ох… – пьяно вздохнул он и начал торопливо покрывать ее плечи поцелуями. – Первый раз стала на бабу похожа! Прости меня, Лена! Хорошо мне с тобой! Крыша у меня не держит… Глупости делаю, сам себе все порчу. Ты еще придешь?
– Приду, – кивнула она. – Но ты пообещаешь не пить.
– Хорошо. Клянись, что придешь, а то не выпущу.
– Клянусь…
Когда крались через подъезд, консьержка спала, смачно храпя. В такси он обнимал ее так, будто она была самой главной женщиной в его жизни. Елена не сопротивлялась. Но, придя домой, легла в ванну и, вспоминая Муркина, поеживалась от жалости и омерзения.
«Наверное, нормальный был мужик до того, как его бросили. Брошенный мужик – это клеймо. Бабы почему-то легче справляются… – думала она. – Если не остановится, ничего, кроме стриптизерши, ему не светит…»
Выйдя из ванной, споткнулась обо что-то непривычное в коридоре, и только тут поняла, что это увязанные Каравановым книги. Это почему-то страшно рассмешило. И она долго смеялась, засыпая в Лидиной комнате.
…Когда проснулась, Караванова не было, но везде толпились пачки книг. Отправилась на работу, вспоминая о походе к Муркину. С утра все это казалось сюром – да и кому бы пришло в голову, что важный, надменный Муркин устроит такую оперетту.
Включила компьютер, словно даже не ожидая Никиту. Точнее, было все равно: Караванов, Никита и Муркин казались ей в этот момент одинаково малопривлекательными. «Корабль уродов», – подумала она.
Никита появился довольно быстро.
Никита. Здравствуй. Переживал за тебя.
Белокурая. Бедняжка, весь извелся.
Никита. Тебя вчера не было вечером у компьютера. Где ты была?
Белокурая. У друзей.
Никита. А что за друзья?
Белокурая. Начинается моральный обыск?
Никита. Я разве не могу спросить, что за друзья?
Белокурая. Друзья и друзья.
Никита. Напускная грубость совсем тебе не идет…
Белокурая. Штрафные очки, игрок удален с поля за грубость.
Никита. Я по тебе тааааааааааааааааааак соскучился.
Белокурая. Ну-ну!
Никита. Что твой муж?
Белокурая. Увязал книги. Надеюсь, завтра уедет.
Никита. Переживаешь?
Белокурая. Мало ли в Бразилии Педров!
Никита. Ты же его любила…
Белокурая. Отвали.
Она выключила «аську» и начала работать. С опозданием появилась Катя:
– Ну, где моя бутылка шампанского за вчера?
– От силы рюмка!
– Ну хоть развлеклась?
– Ага. Как в Диснейленде!
Часов в пять Елене позвонила вахтерша снизу:
– Тут мужчина вас спрашивает. Пускать или не пускать?
– Караванов? – удивилась Елена.
– Не, вашего я знаю. Другой. Кровь с молоком. На джипе…
– Не пускайте, – злорадно попросила Елена.
Конечно, приятно было похвастаться Никитиным экстерьером в редакции, но надо было повоспитывать.
Зазвонил мобильный, Никита плаксиво сказал:
– Меня к тебе не пускают…
– Да, у нас строго. Извини, я сейчас занята… – очень холодно отрезала она.
– Я подожду, – было слышно, что он испугался.
– Жди, если хочешь, это будет не раньше чем через сорок минут! У меня идет срочный материал! – И пошла трепаться с девчонками о новом доме замглавного редактора, построенном в архитектурном стиле «Чтоб я так жил».
Ясное дело, потом они оказались в ресторане, потом в парке. Ей было уже привычно хорошо с ним. Привычно не в смысле «накатано», а в смысле доверия и сложности сексуального диалога.
– Все же ты классный, – выдохнула Елена, расчувствовавшись, словно и не было мелкого предательства.
– Любая похвала, которой я не заслуживаю, вызывает во мне грусть… – Никита был, как всегда, помпезен.
– Кто хорошо занимается любовью и хорошо водит машину, должен уметь танцевать, – предположила она.
– Я стесняюсь танцевать. И петь стесняюсь. Только по пьянке в узком кругу… Из меня не выйдет мальчика для секса и танцев, меня надо целиком брать.
– Куда брать?
– Себе. Правда, для тебя я не состоявшийся.
– А по какой шкале определять состоятельность: по счету в банке, звездочкам на погонах или по числу заказанных конкурентов?
– Тебе виднее. Ты ведь интервью берешь у первых, вторых и третьих…
– Я определяю по количеству людей, которых человек сделал счастливыми…
– Тут я точно мимо. Пока только сделал двух женщин несчастными…
– Это кого же? – удивилась Елена.
– Жену и тебя… – сказал он трагическим голосом.
– Я сильно похожа на несчастную? – захохотала она.
– Счастливый человек не будет заниматься любовью в машине, пока муж вывозит вещи, – насупился он.
– Даже если и то, и другое происходит по обоюдному желанию?
– Да… И не строй из себя амазонку.
– Никита, у тебя дореволюционные представления о счастье. Я выросла из отношений с Каравановым…
– И со мной тоже?
– С тобой? Из машинных нет. А замуж за тебя мне не надо.
– А за кого тебе? За Путина?
– Вот уж не дай бог! Мне так-то свободы не хватает, а при муже-функционере ваще тюрьма… Кстати, какие у тебя новости на работе?
– Жена вчера так на меня смотрела, будто все знает…
– Так маскируйся. Знаешь, есть такая деревенская поговорка: подальше положишь – поближе возьмешь…
– Куда уж дальше?
– Работай с лицом, когда приходишь после наших встреч. Иначе столкнешься с ситуацией, когда тебе предложат сделать выбор…
– И как же мне работать с лицом? А главное, с телом…
– Думать на два хода вперед!