– И говорить-то про эту Настю не хочется! – с чувством произнесла Лариса.
После этого она закурила сигарету, отхлебнула горячего кофе и рассказала Ирине все, что случилось в тот последний день перед отставкой ее покойного шефа.
Тот день не задался у Ларисы с самого утра. Выскочив из подъезда, она споткнулась о ведро с грязной водой, которое вредная дворничиха назло жильцам или просто по халатности оставила у порога. Вода расплескалась и забрызгала новый брючный костюм, который Лариса надела впервые. Костюм бирюзового цвета очень подходил к ее глазам, и она надеялась, что начальник вполне оценит ее старания быть красивой исключительно для него. И вот, с утра такая неприятность. .. Конечно, нечего было и думать идти на работу в грязных брюках, пришлось возвращаться. Она и так уже опаздывала, потому что долго вертелась перед зеркалом, так что пришлось, переодевшись, взять машину. Водитель попался неопытный, они застряли в пробке, и в результате Лариса опоздала на работу на сорок минут. И вместо ласкового взгляда от Николая Альбертовича получила легкий нагоняй. Ее начальник вообще-то был не в духе уже два дня – все из-за того проклятого автобуса. Чем, ну чем он виноват, если водитель не справился с управлением? Но Николай был расстроен – очевидно предчувствовал грядущие неприятности. Да еще все время звонил этот художник, прощелыга, как его…
– Сидор Востриков, – подсказала Ирина.
– Да-да! – оживилась Лариса, налила себе еще кофе и продолжала вспоминать.
Художник названивал через каждые тридцать минут и требовал к телефону Николая Альбертовича. Лариса – опытная секретарша, она неизменно любезным тоном отвечала настырному типу, что у начальника совещание, деловая встреча или вообще он уехал по важному делу. Когда она накануне доложила Гранатову, что некий Востриков приглашает его на свою персональную выставку в Манеж, мотивируя это тем, что они-де учились вместе в школе, начальник поморщился и сказал резко, что для этого человека его никогда нет на месте. И то, в самом деле: мало ли кто с кем в школе учился или в детский сад ходил? Это вовсе не повод поддерживать знакомство и отрывать от дела такого занятого человека, как Николай Гранатов.
Ирина молчала, всем своим видом изображая огромную заинтересованность беседой.
День катился своим чередом, продолжала Лариса, и вот уже после обеда вдруг позвонил какой-то мужчина и стал требовать к телефону Николая Альбертовича по срочному делу. Лариса предложила ему представиться, он ответил резко, что в этом нет необходимости. Тогда она вежливо, но твердо сказала, что ничем не может ему помочь. Начальник и так сегодня на взводе, думала она, как бы ей еще больше не попало. Мужчина подумал немного и сказал, что Николай Альбертович непременно с ним поговорит, если она передаст ему привет из Кысылыллыка.
Ирина едва сдержала удивленный возглас.
– Вот именно, – усмехнулась Лариса, – представляете мое удивление, когда начальник изменился в лице и велел немедленно переключить разговор на конфиденциальную линию. Ту, которая специальным устройством защищена от прослушивания. А потом сказал, что едет на выставку. Ту самую, в Манеж. Ну, мне что, раз решил ехать – значит, так надо. И я тогда позвонила Насте Лукьяновой. Ну вы ведь знаете, как это бывает?
Ирина знала, что все общение с прессой и телевидением держится исключительно на личных контактах. То есть, как публичным людям нужно телевидение, так и телевидению нужны сюжеты. И сколько же мелких презентов получила Лариса от той же Насти, для того чтобы та позвонила только ей в последний момент и сообщила, что можно сделать эксклюзивный репортаж…
Когда Гранатов узнал, что на выставку приедет телевидение и его будут снимать для новостей, он повел себя очень странно, продолжала Лариса. Вернее, просто грубо. Он закричал, чтобы никого не было. И даже затопал ногами и назвал ее, Ларису, дурой. Тогда она очень на него обиделась, но сейчас, конечно, все простила. Однако Настя наотрез отказалась пойти на попятный – дескать, уже все утряслось с телевизионным начальством, ей дали оператора, технику и автобус, менять что-либо уже поздно. Гранатов на прощанье рявкнул Ларисе что-то злое и уехал. А утром его вызвали к руководству и сообщили об отставке.
Рассказав все это, несчастная секретарша убитого Гранатова снова заплакала.
– Да не переживайте вы так! – не выдержала Ирина. – Уж что сделано, то сделано, назад его не воротишь. Так зачем же так убиваться?
Откровенно говоря, Гранатов не понравился ей, еще когда она первый раз смотрела кассету. Ничего в нем Ирина не нашла замечательного, такого, что может вызывать сильную любовь. Обычный чиновник, ничем от других не отличающийся. Любовь, как известно, зла, она не выбирает, а с другой стороны, бывают случаи, когда номенклатурные работники удачно скрывают оставшиеся в них человеческие черты и только наедине с любимой женщиной раскрывают душу. Но интуиция подсказывала Ирине, что с Гранатовым был не тот случай.
Лариса вдруг сорвалась с места и начала быстро-быстро раскрывать дверцы кухонных шкафчиков. Ирина собралась уходить.
– Подожди, – бормотала Лариса, – подожди минутку. Черт, куда она запропастилась? Недавно ведь ее видела!
– Да что ты ищешь-то? – Ирина нисколько не удивилась, что они перешли «на ты».
– Коньяка бутылка где-то завалялась, – Лариса присела и с головой скрылась в нижнем шкафу, – да вот же она!
Бутылка была початая, это значило, что бывшая секретарша Гранатова не опустилась и не завивает горе веревочкой, запивая его коньяком. Початая бутылка, несомненно, говорила в пользу Ларисы.
– Николай и оставил, – прерывисто вздохнула Лариса, разливая темную жидкость по рюмкам, – давай помянем что ли…
Ирина едва пригубила коньяк. После ее ухода Лариса машинально прибрала на кухне, открыла форточку, поморщившись от запаха дыма, после чего присела передохнуть. Мысли ее текли безрадостно. Эта журналистка, или кто там она есть, абсолютно права. Вовсе незачем так убиваться. Лариса сидит в четырех стенах уже третий день и рыдает. Что толку от бесполезных страданий?
Но ведь она оплакивает не смерть Гранатова, то есть его тоже, конечно, жалко, как и всякого безвременно погибшего человека. Но если быть честной с самой собой до конца, то Лариса оплакивает свою собственную неудавшуюся жизнь.
В самом деле, разве о таком она мечтала? Разве такое времяпрепровождение обещала ей судьба? Разве мама не говорила, глядя на голубые глаза и льняные кудри, что ее девочка – самая красивая и умная, что ее ждет блестящее будущее и что с такими внешними данными мужчины станут носить ее на руках? Мама, конечно, немножко преувеличивала, каждой матери кажется, что ее ребенок лучше и красивее всех. Однако маленькая Лариса впитала такие разговоры, что называется, с молоком матери. Ей очень нравилось слушать, как мама расписывала ее будущую жизнь. Мама делала ставку на мужчин. Для женщины, утверждала она, самое главное – это удачно выйти замуж. Однажды – не слишком рано, не в шестнадцать лет, но и затягивать с этим делом не стоит – в жизни Ларисы появится мужчина, обеспеченный и солидный, который женится на ней и возьмет на себя все заботы. А также будет удовлетворять все ее капризы и запросы. Он купит ей хорошую квартиру, машину, завалит модной одеждой и драгоценностями, летом будет возить отдыхать к теплому морю, а на рождество – в Париж. Собственно, в маминых словах не было ничего оригинального, но маленькая Лариса слушала их, как волшебную сказку. Повзрослев, она трактовала мамины слова таким образом, что вовсе не обязательно учиться и добиваться всего собственными силами, главное у нее уже есть – приличная внешность, остальное непременно придет само собой.