– Простите! – повинился он. – Я был невежлив. Просто я очень волнуюсь… Меня зовут Юрий. Юрий Михайлович Савельев. И давайте сделаем так. Вы, конечно, женщина занятая, и, наверное, сейчас вам не очень удобно разговаривать. Так вот, номер моего мобильника теперь у вас есть, позвоните мне, когда сможете. Так я хоть буду знать, что не навязывался вам. А я буду ждать…
– Хорошо, – едва слышно ответила Ирина и отключилась.
«Какое красивое имя! – подумала она, – Юрий…»
Тут она поймала свое отражение в пыльном Катькином зеркале: стоит, прижав телефон к груди, и улыбается бессмысленной улыбкой.
«Самое умное, что я могу сделать – это стереть номер его телефона, – сердито подумала она, – а с другой стороны, должна же я показаться ему в приличном виде, а не той замурзанной пахнущей костром теткой!»
Тут кто-то позвонил в дверь, поскольку Ирине было ближе, она открыла. На пороге стоял Катин муж – профессор Валентин Петрович Кряквин собственной персоной. Из-за его плеча виднелись сожженные рыжей краской три волосины генеральши Недужной.
– Здрассти! – весьма невежливо сказал профессор, очевидно, он ожидал вместо Ирины увидеть Катю.
– Валик! – Катька выглянула из кухни. – Как ты тут оказался? У тебя же путевка… Что случилось?
– Вот именно! – загремел тщедушный профессор, войдя в квартиру и твердо оттеснив плечом генеральшу. – Это я хотел тебя спросить, что происходит?
Генеральша Недужная пыталась протиснуться в квартиру, но Ирина была начеку и захлопнула дверь перед ее носом. Судя по всему, у Катьки с мужем сейчас будет скандал, и совершенно незачем вмешивать в это дело соседей, да еще таких, как бывшая генеральша.
– Катерина! – шумел профессор. – Я приехал, потому что мне позвонили соседи! Они сказали, что ты совершенно опустилась, регулярно устраиваешь в квартире дебоши, вечно у тебя стук и грохот, камни какие-то падают, ночью кто-то ходит, причем топает как слон, и шаги явно мужские!
– Да? – угрожающе тихо спросила Катя. – А ты знаешь, кто это был?
– Не знаю и знать не хочу! – профессор был полон праведного гнева. – Еще они сказали, что по утрам ты выходишь во двор в самом неприглядном виде, чуть ли не в рванье каком-то, и идешь в магазин за опохмелкой! Одичала, говорят, совсем, соседей не узнает, а тут вообще на себя шкуру дикого животного напялила!
– Но Валик… – растерялась Катя, – со шкурой вышло случайно…
– Ага, а все остальное значит сознательно? – завопил профессор.
– А ты кому веришь? – тут же озверела Катька. – Мне или генеральше? Если она тебе дороже меня, то и женился бы на ней!
Ирина услышала за дверью странные звуки – очевидно, от удивления подслушивающая генеральша опустилась на пол.
Профессор махнул рукой и побежал по коридору, налетев на шкаф.
– Бедлам какой в квартире, веревки всякие под ногами валяются! – он дернул кучу веревок, торчавших из – под шкафа.
– Валик! – вскричала Катя, – Осторожнее!
Но было уже поздно, потому что каменный носорог свалился со шкафа с ужасающим грохотом. Очевидно, профессор Кряквин не растерял еще сноровку, полученную во время своих скитаний в пустынях и джунглях Африки, потому что он успел отскочить от носорога в самый последний момент.
– Валик! – прослезилась Катька. – Ты жив! Какое счастье! – И она бросилась ему на шею.
– Ну зачем ты приехал? – говорила она, покрывая поцелуями его лицо. – Здесь так опасно, сидел бы себе в санатории, бабочек ловил…
– Откровенно говоря, – признался ее муж, смущенно покосившись на подруг, – там такая тоска! И кормят плохо!
– А пожалуйте к столу! – тут же расторопно пригласила Ирина. – Только умойтесь сначала, а то носорог очень пыльный…
Через две минуты профессор сидел на кухне и отрезал себе толстый кусок ветчины.
– Валик! – в ужасе вскричала Катя. – Ты же мяса не ешь!
– Посидишь, матушка, неделю на кашах, да на капустных котлетах, забудешь про вегетарианство! – отмахнулся профессор. – Ладно, девочки, давайте выпьем за вас, раз вы так дружите!
– Как хорошо, что не надо забивать голову глупостями типа неземной любви! – тихонько сказала Жанна. – Нет уж, теперь я твердо знаю, что это не для нас, верно, Ирка?
«Как знать, как знать», – подумала Ирина и опустила глаза, чтобы никто про нее ничего не догадался.