– А кто там с вами еще? – вдруг спросила Марлена ни с того ни с сего. Мы переглянулись и наткнулись взглядом на Сухих, которая, вот блин, тоже подавала голос.
– Никто. Никто. А что? – тут же отреагировали мы. И зашипели беззвучно в сторону Сухих. Но у нее, видимо, было свое мнение на этот счет.
– Тут еще я. Помнишь меня? – спросила она как ни в чем не бывало. Возникла тяжеленная пауза, буквально придавившая нас всех к земле.
– Аня? – тихо переспросила Марлена после невыносимых минут радиомолчания.
– Да, Марлена, это я.
– Девочки, что она там делает с вами? – спросила Марлена, и голос ее был ужасно растерянный. – Почему вы ее пустили?
«Она приставучая. От нее не отмахаться! – хотелось крикнуть мне. – Сейчас мы ее выгоним, не беспокойся. И за шубы не беспокойся, мы тебе новые купим. Ну, не мы, а муж. Но точно купит, подлец. Мы его заставим».
– Она тут с ними чай пьет. Марлена, послушай, – жестко продолжила Анна. – Скажи, если бы кому-то из них вдруг изменил муж, как ты думаешь, мы были бы обязаны об этом рассказать пострадавшей стороне? Имела бы право наша подруга об этом знать, а?
– И ты еще меня об этом спрашиваешь? После всего… Это просто невообразимо.
– Просто ответь, и я скажу тебе, почему я здесь, – продолжала давить Сухих.
Что за человек! Нет, она мне никогда не нравилась. Хотя… с другой стороны, если она все Марлене и расскажет, это будет хорошо. Во всяком случае, это буду не я.
– Что ответить? – возмутилась Марлена. – Я тебя не понимаю. Да, конечно, если уж ты сделала такое дело, ты должна испытывать муки совести. Как у тебя язык поворачивается говорить об этом! А вы, девочки. Как вы ее пустили? И… скажите, Саши нет с вами? Надеюсь, ее вы не подвергли такому унижению?
– Марлена, твой муж тебе изменяет. С Сашей Карасик. Вот что произошло на самом деле. Месяца два назад Стас застал твоего мужа с ней у себя на работе, поэтому он и ушел. Ко мне. Попросил перекантоваться.
– Что? – еле слышно прошептала Марлена.
– Но это не самое страшное.
– Нет? И что же, по-вашему, может быть страшнее этого? Что вы мне можете еще рассказать? – спросила она, и в ее интонации явно прозвучали истерические нотки. – Что он переспал с мужиком? Что он голубой? Что еще вы придумаете? И зачем? Зачем вам это?
– Марлена, послушай! – крикнула Сухих. – Мы же твои подруги. Вот мы и решили сказать тебе всю правду. Ты должна знать!
– Какую правду? Что вы все, свихнулись? – переспросила она. И замолчала. Тишина была такая, что мы даже заподозрили, что что-то случилось с телефоном. Сеть упала, или разъединили.
– Алло? Алло? Марлена, ты здесь? – лепетали мы. Наконец в трубке раздался глубокий вздох.
– М-м-м… – она пробормотала что-то невнятное.
– Ты в порядке? – спросили мы все хором.
– Я? Я НЕ в порядке! – вдруг сказала она совершенно другим голосом. Не сказала – крикнула. – Вы все врете. Вы все врете! Вы все до единой. Я не верю вам! – и повесила трубку. Через несколько секунд ее абонент был уже недоступен.
И начался Апокалипсис. Тучи сгустились над старенькой кирпичной пятиэтажкой. Громы и молнии загремели и засверкали за моим окном. Впрочем, это мне скорее всего померещилось, ибо какие могут быть молнии в конце февраля. Грохотала Бася. Грохотала так, что громы и молнии отдыхают.
– Я говорила вам, что не нужно этого делать?! Говорила?
Честно говоря, я не могла припомнить точного момента, когда это она нам такое говорила. Но главное искусство по-настоящему творческого человека – это вовремя и первой начать кричать вот это: «Я же говорила!» Пойди там докажи, кто и что реально говорил. На одной из ее программ, помню, наблюдала диалог двух мэтров отечественного киноискусства, один другого краше, заслуженней и именитей (не буду показывать пальцем, а то может не поздоровиться). Я лично на обоих смотрела с раскрытым ртом, смотрела восхищенными глазами и подумывала попросить обоих расписаться у меня на груди, что было бы, согласитесь, реально круто.
Но сами мэтры были недовольны друг другом. Они друг другу сильно мешали, они спотыкались о собственную важность, залипали на чувствах собственных достоинств. Диалог был из серии немого с глухим. Основная задача была, как я теперь понимаю, переключить огонь общественного внимания исключительно на себя. И еще, если удастся, выставить конкурента в дураках. И вот, один мэтр (без усов и вообще без особой растительности в области верхней своей части) спрашивает другого:
– Как, как вы можете такое говорить! – и, естественно, патетически воздевает руки к небу. – Какой же вы профессионал-то после этого?
– А я смею! Я смею говорить, мне не западло говорить правду, когда все молчат, – выдает второй, более усатый и волосатый мэтр. – Разве вы сами не вводите своего зрителя в заблуждение?
– Да чем же? Чем? – возмущается безусый. И тут усатый мэтр выдает ему:
– В вашем же фильме порочится честь русской женщины! Вы же буквально смешали с грязью само понятие РУСИ!!! А я всегда говорил. Я всегда вас предупреждал. А вы, молодые и безусые, никогда не слушаете никого. Для вас же нет никаких авторитетов! Вы же у нас сами с усами! Ну что, доигрались? Доигрались, теперь вот обнищание духа русского! А все из-за кого?! – и усатый мэтр хитро стукнул кулаком по столу.
– Но позвольте! – вспыхнул безусый, но было поздно.
– А вот позвольте вам не позволить! – воскликнул усатый и хлопнул себя ладонью по бедру. Он был прекрасен. Его лицо пылало праведным гневом. Его усы восставали на защиту русской правды. Стоило ли говорить, что мое сердце – сердце простого зрителя, случайно прикоснувшегося неопытной душой к феномену шоу-бизнеса, – было моментально отдано усатому мэтру. Бася потом долго смеялась и спрашивала меня, что именно, по моему мнению, усатенький рупор русской совести и духа имел в виду. И о чем он вообще говорил. О каком то есть фильме и о чем таком усатый кого предупреждал.
– А черт его знает, – призналась в конце концов я. Потому что смысла в его речах я никак не смогла найти.
– Его там и нет, – пояснила для меня Бася. – Просто мэтр наш давно умеет держать себя перед камерой. И если его загоняют в тупик, он всегда включает «фактор веры» или уж на крайняк обнищание русского духа.
– Ну и фрукты вы тут все, – обиделась я на все кино сразу и на усатого мэтра в частности.
А теперь Бася тоже «нас предупреждала»? Тоже «нам говорила, что не надо так делать»? Что за киношные трюки! Я сказала ей об этом. Сказала, чтобы все остальные тоже знали об изворотливости киношного ума.
– Она влияет на нас. Она победила бы нас в любом случае! – сказала я. – Она сейчас начнет про «авторитеты» и «русскую идею», тогда уж никто не выберется!