– Я прошу тебя, воздержись от подробностей. Я не уверена… я могу не вынести, – прошептала Марлена. Ее глаза были такие больные, такие несчастные. Я практически захотела стукнуть Караську дубиной по башке. За все то зло. Но она продолжала говорить:
– Знаешь, я действительно тебе завидовала. Уже давно я смотрела на тебя и думала только об одном: почему она, а не я. Я теперь понимаю, что именно поэтому – тебе бы никогда такие мысли в голову не пришли. А мне пришли. И когда я приехала в офис, а Ваня… то есть Иван, извини. Иван предложил мне выпить кофейку с дороги. Я была усталой, а Стас, оказывается, уехал и без ноутбука. Мы разговорились. Потом Иван предложил подвезти меня до дома, и я, конечно же, согласилась. Я не имела в виду ничего плохого. Просто подумала: что тут такого? Кому от этого будет хуже? А у меня будет маленькая гадкая тайна, и я уже никогда не буду ТАК мучиться, глядя на тебя. Никто ничего не узнает, но твоя жизнь в моих глазах уже не будет такой идеальной.
– Да она никогда и не была идеальной. Она совершенно обычная – моя жизнь.
– Это сейчас она обычная. И даже сейчас – все равно другая. Я знаю, ты меня ненавидишь, но я тебя зато теперь уже снова люблю. Я так тяжело болела, всей этой завистью и грязью. Я пыталась убедить себя, что дело в тебе. Что ты на самом деле другая, что он с тобой несчастлив, что ему нужна иная.
– Конечно же, ты, – вставила Марлена с горечью.
– Конечно же, все банально. В один прекрасный день Стас приехал на работу в неурочный час и застал нас, раздетых, в переговорной комнате, на кожаном диване. И конечно же, это был всего лишь секс, которого ни одному мужику никогда не бывает достаточно. Я поняла это, когда увидела его глаза.
– Чьи глаза? – запуталась я.
– Его глаза, Ванины. Все эти наши разговоры о жизни, рестораны, подарки – все было пустой фальшью, отрепетированной сценой, за декорациями которой не было ничего. Одна пустота. А в тот момент он вдруг запаниковал. Он забыл обо мне, совсем забыл. Я лежала, прикрываясь кожаной подушкой, и смотрела, как Ванька умоляет Стаса ничего не говорить жене. Тебе, Марлена, ничего не говорить. Стас вылетел пулей, а он помчался за ним. Потом вернулся белый как полотно и посмотрел на меня так, словно я была пустым местом. Он, кажется, вообще удивился, что я все еще лежу тут – в своих стареньких джинсах, с размазанной косметикой.
– Значит, это все – правда, – выдохнула Марлена. – Я чувствовала, что все это – правда.
– Смотря что ты имеешь в виду под словом «правда». Что твой муж тебе изменяет? Правда. Причем, я не думаю, что я у него первая. Что он тебя не любит? Не знаю. Мне кажется, он любит тебя.
– Это невозможно, – Марлена судорожно замотала головой. – Так врать и любить – это не может сочетаться. Никак.
– Очень даже может, – повысила голос Сашка. – Это же мужчины! Ты забываешь об этом, но это на самом деле меняет все. Я только теперь поняла, что они устроены совершенно иначе. И для них вполне достаточно держать в кармане скрещенные пальцы, чтобы соврать как угодно и поклясться чем хочешь. У них цель оправдывает средства, а доступность таких женщин, как я, уже сама по себе является достаточной причиной, чтобы согрешить. Но где-то отдельно от этого всего живет в душе мужчины и мысль о семье, и чувство любви. В душе не у всех мужчин, не всегда – но в твоем Ольховском они живут. Он рыдал у меня на плече. Я добилась нашей встречи, а он говорил только о том, что не перенесет твоего ухода. Что он сделает все, чтобы не дать тебе уйти.
– Ты не убедила меня.
– В чем? – пожала плечами Сашка. – Может, я и не собиралась тебя убеждать. Ты хотела знать правду – я сказала ее тебе. Я давно хотела. Потому что я просто не могла больше жить с этим. И с тем, что мой же собственный муж будет наживаться на этом. Ну уж нет!
– Что ты имеешь в виду? – подняла голову Марлена. – Наживаться?
– А вот это уже второй акт нашего покаянного выступления, – фыркнула я, прыгая с ноги на ногу. – И если уж мы решили зайти так далеко, позвольте перенести действие ко мне в квартиру. Я сейчас тут околею, честное слово!
– Наживаться? – переспросила Марлена, вставая с лавки.
И мы, хвала небесам, передислоцировались в мой дом.
– Как же это все сложно! – в сердцах воскликнула Карасик. И я ее, надо сказать, понимаю. Мало того что Марлена стоит тут, перед ней, во плоти. И это сомнительное удовольствие – признаваться в таком Марлене. А еще эта история с деньгами. Даже меня саму, признаться, потрясывало. Хоть я-то никому и не изменяла. Все равно, глядя на Марлену, чувствовала себя виноватой и хотела как-то загладить свою вину. Только как? Тимкиными разносолами?
– Ну что, девочки, пришли все-таки? – он встретил нас радостно, но голос был язвителен. – Вы решили все-таки поужинать? Я на вас в окно смотрю уже битый час. Признайся, Галя, ты ненавидишь каннелони? А говорила, что любишь, только чтобы меня порадовать?
– Ну что ты. Они прекрасны! – отмазывалась я. – Вот мы сейчас их все и съедим.
– Тогда что вы не шли? Уже все остыло!
– Мы… нам надо было поговорить, – я попыталась показать ему тайный знак рукой, такой, чтобы он сразу понял, что он тут сейчас лишний и тихо бы вышел из кухни. Но, видимо, я не сильна в тайных знаках. Он несколько секунд с интересом наблюдал за моей жестикуляцией, а потом хмыкнул и сказал:
– Ты так руку вывернешь. У тебя что, падучая?
– Нам и сейчас надо поговорить, Тим.
– Мне что, уйти? – нахмурился он. – В ночь и в темень? Ты гонишь меня?
– Нет-нет, что вы! – вмешалась тут же Марлена. – Только не надо никуда уходить.
– Тем более что он все равно уже все знает, – добавила Караська. Отчего Марлена дополнительно покраснела и чуть не подавилась каннелониной. Повисла очередная мертвая пауза. И тогда Тимка, чтобы, так сказать, разрядить обстановку, предложил выпить.
– А не накатить ли нам по рюмашке? – спросил он как бы между делом. – Можем и Каштану накапать.
– Ой, нет. Я за рулем, – моментально отказалась Марлена, но вид у нее был огорченный. Еще бы, не каждый день узнаешь о том, какой врушка твой муж. А тут еще и не выпить. По рюмашке.
– Тогда так, – тут же перефразировал Тимка. – Вы давайте-ка накатите немедленно по рюмашке, да под каннелони, да под серьезный разговор. А я вас потом всех развезу по домам. Идет?
– Идет! – ответила я, пока Марлена не придумала какой-нибудь повод, чтобы отказаться. И вообще, что может быть лучше рюмашки, чтобы растопить лед! А уж он был. Между Марленой и Сашкой, между Марленой и мной. Ледяная корка вокруг Марлены требовала большого количества горючего. И сегодня впервые, пожалуй, за все время нашего с ней знакомства, она просто взяла в руки стопку, опрокинула ее и даже не сказала тоста. Даже не сказала «будем» или «чтобы у нас все было». Выпила просто так. Потом выпила еще, повернула голову к Карасю и потребовала:
– Выкладывай. Что там за история с наживой. Чего я еще не знаю?