Претор глубоко вздохнул. Покойник только что перешел на вторую ступень осознания. Теперь от Еноха потребуются все его навыки, чтобы успеть закончить допрос.
— Камни, Уильям. Камни на картинках твоей покойной матери. Могли они быть знаком на кольце того джентльмена?
— Ну, фа, фпофне могфи.
Енох кивнул.
— Вы не фкафете фэру Фупевту, что я не хотеф ему фла? Пофауста, фэр? Фкафете? Я не хотеф бы быть обуфой… Пвосто фабота… хофовше деньги.
— Я передам ему, сынок, — серьезно ответил претор.
Тело Пеннимэна затряслось. Енох отошел назад, эту часть ритуала он ненавидел.
— Фто пвоисходит, фэр? Хоодно… Я не хофу уховить, фэр… фэр? Пофахуста?
— Последняя стадия, Уильям. Я теряю контакт с тобой. Тебя зовут обратно. — Енох закрыл глаза.
— Не хофу уховить… — раздался голос, прежде чем его поглотила тишина.
Претор услышал свое тяжелое дыхание, шагнул вперед и закрыл остекленевшие глаза покойника, мягко сказав:
— Покойся с миром, сын мой.
«Тайный Совет и трижды проклятая милиция Галла будут чертовски довольны результатом, — подумал Енох, с грустью отходя от Пеннимэна. — Они понятия не имеют, чего стоят их просьбы».
— Много узнали, претор Енох? — раздался голос.
Воскреситель против воли подскочил. В дверях стоял Джасперс, покрасневший, словно от напряжения.
— Преподобный? Крайне неожиданно и неправомерно. Вы же знаете, что Колледж закрыт на время аудиенций подобного рода.
Тот вошел в комнату, вращая эбеновой тростью, и спросил снова:
— И все-таки, что вы узнали, претор? В первый раз за тридцать лет Тайный Совет разрешил воскрешение во имя закона. Я поражен, а также крайне обеспокоен, что вы не оповестили меня и не пригласили присутствовать при ритуале. Вы же знаете, насколько это дело серьезно.
Претор Енох был сильным и храбрым человеком. Он посмотрел Джасперсу прямо в глаза и спокойно ответил:
— Запрос был инициирован и подготовлен милицией. Эти трупы — их собственность. Я подчинялся букве закона. Информировать вас не было нужды.
— Но что ты узнал, старик? — спросил священник.
Енох посмотрел по сторонам. Он стоял в выложенной свинцом комнате из чистого гранита. В полном соответствии с его собственными распоряжениями ближайший человек находился в ста ярдах отсюда, так как претор не желал пугать послушников.
— Не надо угрожать мне, преподобный, — сказал он, сжимая кулаки.
— Прошу прощения, претор. Не знаю, что на меня нашло. Поймите, мне просто хочется разоблачить этот заговор, дабы королева спокойно спала в своей опочивальне.
Енох осторожно посмотрел на него:
— Я… я вас понимаю. Это тяжкая ноша. Я дам отчет представителю милиции через час, когда он вернется. Пока же вам следует знать, что это герцог Солсбери организовал покушение на Триумфа прошлым вечером.
— Хокрэйк? Вы уверены? — спросил Джасперс.
— Этот человек, Пеннимэн, узнал его печатку. Дольмен — символ герцогства Уилтшир. Как говорится, картина явно усложнилась…
Голос Еноха затих. Во рту претора словно разлилась желчь. Он был поражен:
— Как вы… Почему я рассказал вам об этом?
— Заклятие правды. Я сотворил его, когда вошел, старик. Я мог бы заставить тебя рассказать мне все. Вообще все, — ответил Джасперс. — Например, на кого из послушников ты, так сказать, положил глаз.
Енох сделал шаг вперед, он был слаб и опустошен из-за использования Чар воскрешения.
— Будь ты проклят, Джасперс, тебе не сойдет с рук такое нарушение за…
— Нарушение?! — прервал его преподобный. — О, это наименьшая из моих забот. Ты знаешь об участии в деле этого идиота Хокрэйка. Мне придется тебя убить.
Енох попытался обогнуть его, но Джасперс отбросил старика назад, а потом сильно ударил один из трупов концом трости.
Калейдоскопической вспышкой взорвался пузырь света, в воздухе повис запах молотой пемзы. Питер Петр перевалился с плиты, поднимаясь, и встал на ноги. Кровь, разбавленная до розового цвета, облепила его разбитые губы. Одно глазное яблоко вращалось в глазнице, словно стрелка компаса в поисках севера.
— Магия… Это черная магия! — с ужасом произнес Енох.
— В самом деле. Не белая и не серая, — улыбнулся Джасперс. — Я тщательно изучил Искусство волшебства, претор… пиромантию, геомантию, гидромантию. К сожалению, некромантию нам в Гильдии не преподавали, так жаль, ведь она самая интересная.
Питер Петр, шатаясь, направился к скорчившемуся старику.
— Как вам моя гоэтейя, претор? — спросил преподобный.
— Это ты! — успел крикнуть Енох, до того как мертвец убил его.
То было медленная, долгая, тягучая смерть. Претора яростно разорвала на куски отвратительная сила, пришедшая не из этого мира. Потоки крови, бьющие из артерий, запятнали потолок и дальние углы комнаты. Енох не мог даже кричать. Поворотом трости Джасперс сотворил вокруг него конус молчания.
Когда он удостоверился, что претор мертв, то, выходя, вновь взмахнул рукой. Все органическое в выложенных свинцом покоях тут же охватили жадные языки лучистого огня.
Джасперс закрыл дверь в разверзшийся ад.
— Я храню свои секреты, — задумчиво произнес он.
Несколько минут спустя из спален выбежали послушники, разбуженные отсветами голубого пламени, лизавшего черепицу крыши.
Они нашли Джасперса, который сидел, всхлипывая, на ступеньках перед залом. В ужасе некоторые из них побежали поднимать пожарную бригаду.
— Это было так страшно! — рассказывал остальным преподобный, утирая слезы. — Я предупреждал претора, но он меня не послушал. Я говорил ему, что этот дьявол Триумф вложил черные разрушительные чары в тела убитых, но Енох настаивал. Когда он произнес заклятие над ними… Огонь… Я пытался спасти его… Но огонь был такой сильный…
Кто-то обернул одеялом трясущиеся плечи священника. Во тьме зазвучали колокола пожарных. Все согласились, что то было второе по величине несчастье после затмения.
Пламя взмыло к небесам. Казалось, опасность угрожает всему городу, но на пожар кинули два отряда отборных ветеранов своего дела, и уже к одиннадцати часам только добела раскаленный очаг покоев все еще не мог утихомириться в своем свинцовом гробу.
Когда сочувствующие уводили Джасперса, держа под руки, в поисках бренди и сиденья помягче, он оглянулся в последний раз на пламя ста ярдов высотой и усмехнулся. Почтительные и исполнительные спутники были слишком потрясены и не заметили выражения его лица.
Зато оно не ускользнуло от внимания де Квинси.
Тот как раз залпом расправлялся со второй порцией коньяка в «Тенях», когда услышал лихорадочный звон колоколов. Ринувшись наружу, доктор увидел разъяренное янтарное сияние на фоне ночной сажи, поднимающееся от Дома Парламента. Он выругался и со всех ног рванул к Колледжу.