– Похоже, вы своего добились, – сказал он.
– Отлично, – мгновенно отреагировал Рэйнберд. – Что если я буду приходить к ней как уборщик? Человек, далекий от вашей братии. Это для нее важно. И, конечно же, она никогда не узнает, что стрелял я. Стоит ли рисковать? Так рисковать?
– К чему все это? – спросил Кэп после долгой паузы. – К чему эти безумные ходы?
– Безумные? – невозмутимо переспросил Рэйнберд. Он встал, чтобы взять одну из фотографий со стола у Кэпа. Это была та фотография, где смеющаяс Чарли съезжала на картонке с ледяной горы. – Все мы, Кэп, запасаем на зиму орехи и всякую, всячину, работа такая. Гувер это делал. И все шефы ЦРУ. Да и вы тоже, не то сидели бы уже на пенсии. Я начал обеспечивать прикрытие своим тылам задолго до рождения Чарлин Макги.
– Но зачем вам девчонка?
Рэйнберд долго не отвечал. Он смотрел на фотографию внимательно, почти любовно. Он погладил ее.
– Она очень красивая, – сказал он. – И совсем юная. Но в ней заложен этот ваш фактор-зет. Дар богов. Мы с ней сойдемся. – Взгляд его затуманился. – Сойдемся, и очень коротко.
Двадцать седьмого марта Энди Макги внезапно решил, что дальше, оставаться в Ташморе им нельзя. Пошла третья неделя с тех пор, как он отправил письма, – и ни ответа, ни привета. Это безмолвие, окружавшее владения Грэнтера, действовало ему на нервы. Да, конечно, во всех шести случаях его могли принять за чокнутого... но что-то он в это не верил.
Верил он в другое, в то, что подсказывало ему шестое чувство: его письма каким-то образом попали не по адресу. А это значило, что им известно, где скрываются он и Чарли. – Мы уходим, – сказал он дочери. – Давай собираться. Она посмотрела на него – этот ее пристальный, немного испуганный взгляд – и ничего не сказала. Не спросила, куда они теперь и что будут делать, и от этого ему еще больше стало не по себе. В одном из стенных шкафов нашлись два стареньких чемодана в наклейках от былых путешествий – Гранд-Рапидс, Ниагарский водопад, Майами Бич, и они сложили в них самое необходимое.
В окна било ослепительно яркое утреннее солнце. Водостоки захлебывались талой водой. Прошлой ночью он почти не спал, слушал, как вскрывается лед с запредельно-высоким загадочным звуком, побуревший, раскалывается и медленно движется к горловине озера, откуда течет на восток через Нью-Гэмпшир и весь Мэн славная Хэнкокривер, делаясь чем дальше, тем грязнее и зловоннее, пока ее, на глазах разлагающуюся, с шумом не вырвет в Атлантику. Звук был такой, словно долго звенел хрусталь или вели и вели скрипичным смычком на самой высокой ноте – бесконечно протяжное ззи-и-и-и-инн, задевавшее нервные окончания и заставлявшее их согласно вибрировать. Он никогда раньше не бывал в здешних местах во врем ледохода и сомневался, что когда-нибудь вновь захочет побывать. Слышалось нечто потустороннее в этом звуке, отражавшемся от вечнозеленых окрестных холмов – приземистой выщербленной чащи.
Он почувствовал – опять они подкрадываются, точно силуэт монстра из повторяющегося ночного кошмара. На следующий день после дня рождени Чарли, телепаясь в очередной раз на неудобных дедовых лыжах, он наткнулс на следы сапог, что вели к высокой сосне. Возле сосны человек снял их и воткнул задниками в снег, оставив две вмятины. Особенно натоптано было в месте, где он снова надел свои сапоги (или «мокроступы», по терминологии Грэнтера, почему-то питавшего к ним странную неприязнь). Под деревом Энди нашел шесть окурков с надписью «Вэнтедж» и смятый желтый коробок из-под кодаковской цветной пленки. Встревоженный не на шутку, он сбросил лыжи и полез на дерево. Где-то на середине он вдруг замер: прямо перед ним, на расстоянии мили, виднелся домик Грэнтера. Отсюда он казался маленьким и необитаемым. Но если телеобъективом... Он ни слова не сказал дочери о своей находке. Вот и упакованы чемоданы. А Чарли все молчит, словно обвиняет его. Наконец он не выдержал:
– Доедем на попутке до Берлина, а там сядем на автобус – и в Нью-Йорк. И сразу в редакцию «Таймс»...
– Но ведь ты написал им, папа.
– Они могли не получить мое письмо, малыш. Секунду-другую она молча смотрела на него.
– Ты думаешь, они его перехватили?
– Ну что ты, я... – Он не нашелся, что ответить, и сказал просто: – Не знаю.
Чарли молча опустилась на корточки, закрыла чемодан и принялась воевать с защелками, которые никак не желали подчиняться.
– Я тебе помогу, малыш.
– Я сама! – закричала она и расплакалась.
– Ну что ты, Чарленок, – начал он ее успокаивать. – Не надо, малышка. Скоро все это кончится.
– Неправда. – Слезы пуще прежнего хлынули из глаз. – Никогда... никогда это не кончится!
Их было двенадцать человек. Они окружили дом Грэнтера Макти еще прошлой ночью. Каждый занял свою позицию. На них были маскхалаты в бело-зеленых разводах. Ни одному из них не довелось пережить потрясение на ферме Мэндерсов, и ни один не имел при себе оружия, за исключением Джона Рэйнберда, у которого была винтовка, и Дона Джулза, прихватившего пистолет 22-го калибра.
– Мне не нужны паникеры, – сказал Рэйнберд Кэпу. – После предыдущей операции Джеймисон до сих пор ходит так, будто у него полные штаны.
И никакого оружия, заявил он. Не хватает только, чтобы все кончилось двумя трупами. Он сам отобрал агентов и поручил Дону Джулзу взять на себ Энди. Джулзу было за тридцать; это был коренастый и молчаливый тугодум. Свое дело он знал. Рэйнберд не раз брал его с собой и имел возможность в этом убедиться. Молчальник действовал быстро и четко. В критические моменты он не путался под ногами.
– В течение дня Макги обязательно выйдет проветриться, – сказал Рэйнберд на коротком инструктаже. – Скорее всего, девочка тоже, но Макги обязательно. Если он выходит один, я его снимаю одним выстрелом, а Джулз быстро и без шума оттаскивает в сторону. То же самое, если девочка выходит одна. Если они выходят вдвоем, я беру девочку, Джулз берет Макги. Вы все только на подхвате, ясно? – Здоровый глаз Рэйнберда слепил их, как фара. – На всякий пожарный. Конечно, если дойдет до пожара, вы все рванете к озеру тушить самих себя. Вас берут на тот случай, один из ста, когда вы сможете пригодиться. И, конечно, чтобы засвидетельствовать, как я сел в калошу... если я сяду. Шутку встретили жиденькими смешками. Рэйнберд предостерегающе поднял палец.
– Но если один из вас чихнет не вовремя и спугнет их, я лично позабочусь, чтобы он сдох на дне ямы в самых диких джунглях Южной Америки. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю. Итак, в этом спектакле вы на подхвате. Запомните.
Позднее, когда все собрались прорепетировать «в декорациях» – таковыми послужил богом забытый мотель в Сент-Джонсбери, Рэйнберд отвел в сторону Дона Джулза.