А она взяла себе за правило никогда не заигрывать с чужими мужьями. Правда, мужчины нередко затрудняли ей выполнение этого благородного правила. Взять, к примеру, того же Тони, беспрестанно лгущего Тони, такого обаятельного, с медоточивой речью. Хорошо, что этот Мак честно носит свое обручальное кольцо.
Десять минут спустя подтянутая, застегнутая на все застежки, снабженная микрофоном, чтобы телезрители могли переживать каждый ее испуганный вздох как свой, Клаудия вступила на борт небольшого и неудобного самолетика. Она заставила себя улыбаться. Салон был набит крошечными камерами, схватывающими все оттенки ее выражения, а она должна выглядеть человеком, который решил немного себя порадовать и поразвлечься. Все шло хорошо, да что там хорошо, просто прекрасно.
В идеале они все должны оживленно болтать и смеяться, но из-за гула моторов пришлось обойтись без этого. Кто-то, находящийся в студии, несомненно, сопроводит эти кадры шутливыми комментариями и не преминет наложить смех на рев самолетного двигателя. Она широко улыбалась, надеясь, что губная помада не вся еще съедена.
В конце концов, для нее это ведь подвиг. Никакого сбоя быть не должно.
Операторы устанавливали по периферии сектора ОБ высокие штативы и камеры с двойным контролем, а за их действиями с любопытством наблюдали парашютисты, спецы по затяжным прыжкам, праздно шатающиеся теперь по краю летного поля.
Мак стоял за спиной пилота, ожидая, когда они достигнут нужной высоты. В какой-то момент он повернулся и уставился на нее, глаза его были задумчивы, лоб нахмурен. Это показалось ей малоутешительным, но она встретила его взгляд так, будто не придает ему никакого значения. Затем пилот что-то крикнул, и Мак отвернулся.
Клаудия попыталась вспомнить, чему ее учил Тони, но обнаружила в своем мозгу абсолютную пустоту. И вдруг, совершенно неожиданно, в шумной тесноте самолета, за несколько минут до предстоящего прыжка, на поверхность ее сознания всплыло письмо, которое ей спозаранку подсунули под дверь, и содержание его начало заполнять вакуум, образовавшийся у нее в голове, своим омерзительным ядом.
Какой болезнью поражен мозг, в котором вызревают подобные поступки? Сколько хлопот! Сидеть, выискивая в газетах нужные буквы, потом вырезать их, складывая в слова, букву за буквой наклеивать на бумагу. Она попыталась выбросить эти мысли из головы. Все вздор, сущая ерунда, чье-то нездоровое намерение подшутить. Какую-нибудь неудачливую актрису подвигнула на это банальная зависть. Таких вещей не избежать. Тем более что продвижение Клаудии существенно облегчили знаменитые родители: ее мать, ставшая легендой еще при жизни, и отец, постановщик спектакля, в котором играла его жена, а теперь играет она, Клаудия, его дочь. Письмо это ничто. Она правильно сделала, разорвав его и выбросив в мусорную корзину. Все проверялось десятки раз. Она прыгала с тренировочной вышки. Парашют должен открыться автоматически. Все, что она делала, совершалось под неусыпным контролем Тони. Он проверил и одобрил все ее действия.
Размышления ее прервал Мак, тронув за плечо, и она подняла глаза. Пришло время прыгать.
Никакого сбоя быть не должно.
Но тело ее покрылось испариной, когда она, наблюдаемая группой операторов, появилась в открытом дверном проеме, готовая выпрыгнуть из самолета, заняв в угоду камерам эффектную позу человека, для которого подобные прыжки – наслаждение. Они, несомненно, покажут все так, что на экране это будет казаться легким делом. Да разве это трудное дело? Сущие пустяки! Она приладила защитные очки.
Никакого сбоя быть не должно.
Мак привычным движением зацепил крючок от парашюта за специальное приспособление и подвел ее к самому краю открытого люка. Земля внизу выглядела картинкой из учебника географии. Маленькая, чистенькая и красивая. Поднявшийся ветер обдал ее, затягивая в бездну, но она держалась, ожидая сигнала Мака. Он ободряюще улыбнулся. Черт возьми, подумала она, что он тянет? Решил проявить дружелюбие? Но вот наконец он положил руку ей на плечо, слегка подтолкнув наружу, чтобы она уже не могла передумать и чтобы съемочный день не пропал даром.
Вынырнув наружу и летя навстречу окрестностям Беркшира, она вдруг вспомнила, что Габриэл Макинтайр в последнюю минуту заменил ее хорошо и правильно сложенный парашют. И никто, кроме нее, об этом не знал.
Поля, живые изгороди, серебряная лента реки – все вдруг оказалось поглощенным листком дешевой линованной бумаги, все рассеялось по этой бумажной простынке мешаниной газетных букв:
Мне удалось совладать с тобой дорогая Клаудия вернее удалось совладать с твоим парашютом Насладись своим прыжком Это последнее что тебе осталось.
На знаки препинания у недоброжелателя терпения не хватило. Ну прямо телеграмма с этого света на тот.
Габриэл Макинтайр через остававшийся открытым люк самолета наблюдал падение Клаудии Бьюмонт, считая секунды и переведя неожиданно пресекшееся дыхание только тогда, когда парашют над ней взметнулся вверх, а купол его волнообразно качнулся и расправился, наполнившись воздухом.
Он мысленно оглянулся назад, на те мгновения, когда увидел конверт, втиснутый в парашют, который она сама складывала. Определенно это была записка Тони, и Мак, сам не понимая почему, был крайне этим фактом раздражен. А затем он пережил настоящее потрясение, когда, уединившись в складской комнате, заглянул в конверт и обнаружил то, что в нем лежало.
Теперь она мягко плыла в воздухе, немного сносимая в сторону легким ветром, джип с основной группой операторов следовал за ней. Он надеялся, что она, несмотря на все свои страхи, сможет достаточно расслабиться, чтобы получить удовольствие от прыжка. Сам он, несмотря ни на что, не переставал ощущать иронию момента. Актриса вынуждена делать то, чего охотно избежала бы, ибо ее в эту ситуацию ввергла собственная известность. А он вынужден оставаться пассивным наблюдателем, вместо того чтобы нырнуть в воздух ради нескольких волшебных секунд, дающих ощущение полета, о котором веками мечтал человек.
Когда она тяжело приземлилась, лицо его исказилось от сострадания, ибо он явственно ощутил болезненный удар неудачного приземления. Слишком возбужденная произошедшей аварией и предстоящим прыжком, она наверняка забыла все, чему ее учил Тони. Завтра она будет чувствовать себя совсем разбитой. А если к тому же расквасила губы, то ей предстоит весьма беспокойная ночь. Он надеялся, что это не так. У нее такой красивый рот, красивый даже тогда, когда она, нервничая, съедает губную помаду.
Он увидел, как группа наземных операторов обступила ее со всех сторон, дабы не пропустить ничего, что можно швырнуть зрителям, жадно ожидающим момента, когда эта холодная мисс Бьюмонт будет настолько потрясена (пусть даже и в чисто физическом смысле), что ляпнет наконец какую-нибудь забавную нелепость. А как же без шутки и юмора!
Мак скривил губы, злясь на себя за ощущение собственного превосходства. Ведь он сам взял деньги и по собственной воле, нравится ему это или нет, стал участником этого цирка. И цирковой трюк состоялся.