Он плыл, энергично работая руками. Вода, конечно, не подарок, довольно прохладная, а года не так уж чтобы юные – но нужно было выдержать, спасти Светку, как-то выкарабкаться из этой поганой истории, а потом еще отыскать ту сволочь, которая допустила утечку, и поговорить с ней по душам, если удастся...
– Эй, мужик! – раздался слева жизнерадостный вопль. – Ты шизанутый, или просто дурью маешься?
Мазур посмотрел в ту сторону. К нему подгребал абориген на резиновой лодочке, над бортами которой торчало штук пять коротких удилищ. Ничего не ответив, Мазур плыл в заранее избранном направлении, крепко зажав зубами угол пакета.
Лодочка не отставала, ее хозяин, лыбясь, таращился на Мазура и явно намеревался продолжить общение. От берега их отделяло метров двести.
– Эй, ты что, на тот берег собрался? Может, тебя спасти?
Мазур остановился, перевернулся на спину. Левой рукой вынул зажатую меж зубов булавку, прихваченную на случай внезапной судороги, поднял ее повыше и рявкнул:
– Плыви себе, куда плыл, а то проткну твой гондон надувной в десяти местах! Не мешай новому русскому ящик коньяку выигрывать, кому сказано!
Присмотревшись к сверкающей булавке и представив, должно быть, последствия громко высказанной угрозы, рыболов потерял интерес к странному пловцу. Заработал маленькими веслами, отплывая подальше, явственно пробурчал:
– Совсем стебанулась буржуазия, твердой земли ей мало, на воде пошли выежовываться...
Оставив без внимания это теплое напутствие, Мазур вновь зажал зубами и пакет, и булавку – между прочим, для этаких цирковых номеров ловкость нужна нешуточная – и вновь заработал конечностями так, словно спасался от легендарного морского змея.
Чем дальше, тем сильнее стало ощущаться, что ему не только не тридцать уже, но и не сорок, что годы, мать их так, свое берут исподтишка. Нет, он не ослабел и уж тем более не паниковал – хрен дождетесь! – однако все было гораздо труднее, чем лет пятнадцать назад, что все и н а ч е...
Главное – не измерять слишком часто взглядом расстояние, отделяющее тебя от заветного берега. Не вычислять, сколько уже проплыл и сколько еще осталось. Работать конечностями, как машина... машина...
По воде любой звук разносится далеко. Могучее тарахтенье наплывало справа, приближалось, силилось...
И ничего нельзя сделать! Куда ты денешься на большой воде от надвигающейся «Ракеты»? Остается лишь помахать рукой, надеясь, что заметят и обогнут...
Снизу, от воды «Ракета» казалась невероятно высокой, огромной. Но ее нос нацелен в сторону... слава богу, солнце светит рулевому в спину, а не в глаза...
Оглушительное тарахтенье величаво проплыло совсем рядом – и, перекрывая его, с кормы загромыхала великолепная матерная тирада, длиннейшая, экспрессивная, красочная, образная, сложносочиненная и непечатнейшая. Мелькнула тельняшка, обветренная физиономия, ядреный кулак – речной морячок долго еще махал рукой и крыл пловца на чем свет стоит.
«Ракета» удалялась против течения. Мазур мельком подумал, что по части затейливых матерных фиоритур пресноводная разумная фауна все же, безусловно, уступает морской. Это прибавило ему бодрости, он даже ухмыльнулся про себя, качаясь на поднятой «Ракетой» волне. До берега всего-то метров двести...
Левую ногу свело тупой судорогой в самый неподходящий момент – выучка выучкой, опыт опытом, а от этого никто не застрахован, когда бултыхается в прохладной сибирской речке, пусть даже на берегу стоит месяц июнь...
Не было особых причин терять самообладание. Он действовал механически – изогнувшись, уколол себя в мышцу, переждал временный паралич конечности. И рванулся к берегу со всей возможной боевой злостью.
А там и ноги ощутили илистое дно... Впереди был безлюдный берег, заваленный бревнами, – неподалеку располагалась какая-то лесопилка. Бревна, покосившийся казенный забор, длиннющий и некрашеный, и уж совсем далеко впереди – частные домишки...
Присев на замшелое, нагретое солнцем бревно, он позволил себе отдохнуть – аж минуту. Разодрал пакет, сбросил мокрые плавки, как следует растерся полотенцем и принялся одеваться.
Ноги все-таки остались влажными, и носки к ним липли, костюм малость помялся, но это были, в принципе, пустяки. Главное, он вновь стоял на твердой земле, и поблизости не имелось ни одного шпика...
И ни единого зрителя. Обошлось. То огибая, то перепрыгивая бревна, Мазур двинулся в глубь суши, что твой Колумб, забирая вправо. Как и следовало ожидать, прекрасно видимая с того берега церквушка, новенькая, краснокирпичная, оказалась не у самого берега, а улицы через две от него, но это уж были сущие пустяки. Главное, обошлось. Главное, добрался...
Выйдя к церквушке, он огляделся. Ага! Вот она, синяя «жига», вот она, знакомая физиономия за опущенным стеклом... Мазур прошел еще метров двадцать, открыл дверцу, плюхнулся на сиденье и с нескрываемой радостью сказал:
– Ну, здорово, кавторанг... Поехали отсюда быстренько. Ты покрутись где-нибудь, чтоб посмотреть, нет ли хвоста...
Михась преспокойно кивнул и включил зажигание. Он прошел ту же школу, не к ночи будь помянута, и потому любые жизненные сюрпризы воспринимал со спокойствием удава – по крайней мере, внешним.
Несколько минут они крутились по каким-то улицам, широким и узеньким, асфальтированным и немощеным. Мазур ощущал себя невыносимо благостно: он больше не был заплутавшимся одиночкой, «голым среди волков», его вновь вобрал, втянул, поглотил этот непонятный чужим могучий организм под названием Армия...
Плохо только, что эта благостная умиротворенность тут же, как ей и положено в данной ситуации, улетучилась. Потому что ничего ободряющего пока и не случилось, собственно. Он всего лишь отыскал своих, и только, и не более того...
– Все чисто, – сказал Михась уверенно.
– Ну тогда приткнись где-нибудь в глухом месте, – распорядился Мазур. – Поговорим. Времени у меня не то чтобы мало, но мне не следует исчезать из их поля зрения надолго...
Кивнув, старый сослуживец притер машину к обочине в хорошем месте – и безлюдно, и другим не мешает. Он не задал ни единого вопроса – лишь пытливо глянул на Мазура. Спокойный, несуетливый профессионал, привыкший относиться ко времени со всем возможным бережением и решпектом...
Пока Мазур рассказывал, он так и не задал ни единого вопроса – должно быть, не видел нужды. Хмурил лоб, то отводил глаза, то поднимал к потолку машины – что-то просчитывал про себя, в темпе анализировал...
– Вот такие дела, – сказал Мазур, пытаясь быть спокойным. – Нужно из всего этого как-то выпутываться...
– Это точно.
– Не разыгрывай ты Федю Сухова, очень тебя прошу...
– Я просто думаю, – мягко сказал Михась. – Ситуация, в самом деле, не то чтобы безнадежная, но весьма пакостная... Самое скверное, это не н а ш и клиенты, отнюдь не н а ш и, мы с ними не работали, у нас на них особой информации нет, не говоря уж о навыке...