Он засмеялся, надеясь разрядить обстановку:
— Думаю, показывать не требуется.
Лиз взяла сложенные одна на другую тарелки и пошла на кухню. Кейн взял несколько пустых рюмок и пошел за ней. Если разговор о фарфоре поможет ей успокоиться и раскрыться, значит, этот разговор надо продолжить.
— Никогда не понимал, почему ты так боялась моей посуды.
— Потому что я никогда не имела дела с красивыми и дорогими вещами.
— В самом деле? — Кейн недоверчиво покачал головой. — Лиз, ты же говорила, что по службе бывала в самых разных местах. Обедала с клиентами.
— Да, в ресторанах. — Она поставила рюмки, которые он принес, в посудомоечную машину. — Но одно дело — пойти в ресторан, где кто-то тебя обслуживает, и совсем другое — за все отвечать самой.
— Теперь ты бы не нервничала.
— Да. Теперь я бы не нервничала. Мне нравятся фарфор и хрусталь и дорогие приборы.
Она поняла, что он наблюдает за ней, и смутилась. Вспомнила свое прошлое и расстроилась. И вдруг захотела немного похвастаться.
— Знаешь, именно я отвечаю за ежегодное мероприятие, которое проводит «Истинный друг», чтобы раздобыть денег. — И, укладывая тарелки в посудомоечную машину, добавила как бы между прочим: — Когда мы были женаты, я не могла организовать обычную рождественскую вечеринку. А теперь на мне лежит организация целого бала.
— Бала?
Лиз слишком поздно поняла свою ошибку. Она хотела, чтобы он знал о ее достижениях, но не была уверена, что хочет, чтобы Кейн пришел на этот бал, и наблюдал за ней, и сравнивал ее прежнюю и настоящую. У нее как координатора праздника будет достаточно хлопот и без него.
— Это не такое уж большое мероприятие, — сказала она небрежно. — Просто Эйлин собирает своих богатеньких друзей и будет благодарить их за пожертвования, которые они сделают в течение вечера.
И она отправилась в столовую за второй порцией грязной посуды. Он пошел за ней.
— Я знаю кое-кого, кто мог бы внести свою лепту. — Кейн остановился у стола и поймал ее взгляд. — Могу я получить пару приглашений на этот бал или это закрытое мероприятие?
Темные глаза Кейна посмотрели в глаза Лиз, и она подавила стон.
Ничего не поделаешь…
— Ты приглашен автоматически, потому что работаешь для нашей группы. Специального приглашения ты не получишь. Эйлин просто будет ждать, что ты придешь.
Но он получит приглашения на барбекю Джона и рождественскую вечеринку Мэтта. Пока Кейн работает для «Истинного друга», они вынуждены общаться. Значит, надо преодолеть свой страх, не замечать, что он будет наблюдать за ней, оценивать ее, вспоминать, какой она была раньше…
В комнате опять воцарилась тишина. Лиз молча собирала со стола посуду. Кейн принялся ей помогать, но не произнес ни слова, пока они вновь не оказались на кухне.
— Ты будешь чувствовать себя неловко, если я приду туда?
Лиз наклонилась над посудой, чтобы он не видел, как она вздрогнула.
— Нет.
— Правда? Мне кажется, ты расстроена, нервничаешь. Как если бы тебе было неприятно, что я хочу пойти туда.
Стоя к нему спиной, Лиз позволила себе крепко зажмурить глаза. Потому что вспомнила сразу много подобных мероприятий, которые они посетили вместе, когда были женаты. Они идеально подходили друг другу в любви. Но в гостях, на приемах имело место обратное. На балу «Истинного друга» Кейн впервые со дня их развода увидит ее в такой обстановке. Он привык к этой обстановке. Она же, когда они были женаты, совершенно терялась в ней. И вдруг Кейн увидит, как она, в бальном платье, принимает гостей. В свое время она наотрез отказалась делать это для него.
— Ты, честное слово, нервничаешь. — Он помолчал, ожидая, видимо, что она начнет возражать. Но она не возражала, и он спросил: — Почему?
Лиз очень хотелось солгать, сказать, что все в порядке. Но она попала в беду именно потому, что в свое время не сказала Кейну правду о себе, позволила ему думать, что была кем-то, кем на самом деле не являлась.
Глубоко вздохнув, она повернулась к нему:
— Потому что я знаю, что ты будешь наблюдать за мной. Искать различия между мной теперешней и той Лиз, какой я была, когда мы были женаты.
Он хмыкнул:
— Я уже заметил различия.
— Все? Сомневаюсь.
— Тогда скажи мне.
— Может быть, я не хочу, чтобы меня заставляли вспоминать прошлое.
— Может быть, если бы ты рассказала мне о своем прошлом, ты бы так не волновалась. Если ты боишься, что я как-то не так среагирую на то, что ты мне расскажешь, то не бойся… Мы с этим разберемся, и тебе больше нечего будет бояться.
Он не был на сто процентов прав, но, сам того не зная, правильно поставил вопрос. Может быть, если она расскажет ему правду о том, каким жалким было начало ее жизни, и увидит его разочарование, она сможет поставить точку раз и навсегда.
Лиз вернулась в столовую и пошла вокруг стола, собирая салфетки — чтобы не смотреть на него, когда будет говорить.
— Когда я росла, моя мама едва сводила концы с концами. Я никогда не обедала в ресторане, пока не стала учиться в университете. Только в фастфудах. Мы встретились через год после того, как я закончила учебу. И хотя к тому времени я уже встречалась с клиентами на деловых обедах, ездила по разным местам и видела, как живут другие, твой стиль жизни стал для меня просто шоком…
— Я это понял. Слишком поздно, к сожалению, но понял. Мы пытались это преодолеть, но ты, кажется, так и не смогла приспособиться.
— Потому что было еще кое-что, о чем ты не знаешь.
Он бросил прибирать стол и впился в нее взглядом. Радуясь, что между ними есть пространственный буфер в виде стола, Лиз заставила себя говорить:
— Я… Мы… мои родители разошлись не так мирно.
— Мало кто расходится мирно.
— На самом деле мама, мои сестры и я… просто сбежали от отца. — Она с трудом вдохнула. — Он мучил нас.
— Он бил тебя? — В голосе Кейна слышалась такая ярость, как будто он собирался немедленно свести счеты с обидчиком Лиз.
— Да. Но главное — маму. Мы уехали ночью, не сказав ему куда. Одна благотворительная организация, вроде «Истинного друга», приютила нас в одном доме в Филадельфии, за сотни миль от него. И мы поменяли имена, чтобы он не смог нас найти.
— Ox… — Кейн опустился на стул и довольно долгое время молчал, обдумывая только что услышанное. — Так ты не Лиз Харпер?
— Теперь я Лиз Харпер. Мы официально изменили наши имена лет десять назад в Нью-Йорке.
— Уф! — Он потер шею у затылка. — Извини.
— Ты совершенно не виноват в том, что мой отец был грубияном, что я жила в бедности, что мне не хватило ни воспитания, ни опыта, чтобы просто принять твой образ жизни…