Book.

— Ничего они не берут, — отвечал Роберт твердо. — И я не более слабоумный, чем вы, а, может быть, и того меньше. Я приду сам и буду показываться сегодня весь день, если вы мне дадите… — Он поколебался, прежде чем запросить цену, которая казалась ему поистине огромной. — Если вы мне дадите пятнадцать шиллингов.

— Идет! — тотчас воскликнула женщина.

Роберт почувствовал, что дешево оценил себя, и пожалел, что не запросил вдвое больше.

— Идем же скорее, — продолжала женщина. — Увидишь моего Билла и договоримся о цене на год. Думается мне, что тебе можно положить постоянное жалование даже фунта два в неделю. Ну, идем живей! А пока скрой ты как-нибудь свою длинную фигуру, ради Бога.

Но при всем желании сократиться, Роберту это плохо удалось. Вокруг него быстро собралась толпа. Вступив во главе шумной процессии на истоптанный луг, где была расположена ярмарка, он был подведен к самой большой палатке и кое-как пролез в нее. Женщина побежала за своим мужем — тот все еще спал, и, кажется, был страшно недоволен, когда его разбудили. Наблюдая за ним сквозь дыру в палатке, Сирил видел, как он хмурился, качал сонной головой и махал увесистыми кулаками. Женщина что-то быстро ему объясняла. До Сирила долетали слова вроде «диковина», «только деньги огребай» и «провалиться мне на этом месте!» И он начал разделять убеждение Роберта в том, что пятнадцать шиллингов было слишком дешево.

Наконец, Билл встал и лениво побрел в палатку. Увидав необычайный рост Роберта, он почти ничего не сказал. «Эх, чтоб мне пусто!..» были единственные его слова, которые дети могли потом припомнить. Зато он тотчас же отсчитал пятнадцать шиллингов — все больше медяками — и передал их Роберту.

— Вечером, после представления, мы с тобой договоримся, сколько ты будешь получать позднее, — сказал он с грубой ласкою в голосе. — Люби тебя Бог! Ты у нас так заживешь, что никогда с нами не расстанешься. Ты какую-нибудь песню знаешь? А может, плясать умеешь?

— Только не сегодня, — ответил Роберт, испугавшись при одной лишь мысли о том, что ему придется петь «То было весной» — любимую песню его матери и единственную, которую он сейчас смог припомнить.

— Позови Леви, пусть сейчас все же уберет из палатки. Повесь тут занавес, или что-нибудь такое, — распоряжался хозяин. — Эка жалость, нигде не достать штанов подходящего размера! Ну, мы их закажем на будущей неделе. Так-то, молодой человек! Нашел ты свое счастье. Повезло тебе, что ты попал ко мне, а не к кому-нибудь другому. Много я знавал таких из нашего брата, что своих великанов били да голодом морили. Говорю тебе прямо, что если ты раньше был неудачлив, так уж сегодня тебе повезло. Я, брат, кроток, как агнец.

— Я не боюсь, что меня кто-нибудь посмеет бить, — отвечал Роберт, поглядывая сверху вниз на этого «агнца» с пудовыми кулачищами. Роберт сидел, поджав ноги, потому что палатка была недостаточно высока, и он не мог выпрямиться во весь рост, но даже и в этом положении он мог смотреть сверху вниз на очень многих.

— Только я очень голоден и попросил бы вас дать мне чего-нибудь поесть.

— Эй, Бекки! — скомандовал Билл. — Дай ему чего-нибудь пообедать, да тащи все самое лучшее, что у тебя есть.

Дальше последовал шепот, из которого дети уловили только: «Завтра первым делом договор, черным по белому…»

Женщина пошла за едой. Принесла она только хлеба и сыру, но для голодного Роберта и то, и другое показалось необыкновенно вкусным.

Хозяин тем временем расставлял караул вокруг палатки на случай, если бы Роберт вздумал удрать с пятнадцатью шиллингами. «Как будто мы бесчестные люди», — обиженно сказала Антея, когда поняла, для чего расставляется эта стража.

Билл хорошо знал свое дело: через полчаса все лишнее из палатки было убрано, а поперек нее был повешен занавес, или, точнее говоря, старый ковер с черными узорами по красному полю. Роберт был спрятан за ковром, а сам Билл влез на стол перед палаткой и обратился к почтеннейшей публике с речью. Эта речь была совсем не дурна. Начиналась она с того, что великан, которого Билл будет иметь честь сегодня в первый раз представить английской публике, есть никто иной, как старший сын императора страны Сан-Франциско, вынужденный, благодаря несчастной любви к принцессе островов Фиджи, покинуть свою родину и искать убежища в Англии — стране, управляемой мудрыми законами, где свобода есть священное право всякого человека, какого бы большого роста он ни был. Кончалась речь объявлением того рода, что первые двадцать человек, которые войдут посмотреть великана, заплатят только по три пенса. «После этого, — говорил Билл, — цена будет повышена, и я не могу заранее сказать, до какого размера она дойдет. Так что не теряйте времени, господа!»

Первым выступил молодой парень со своей невестой. Он привел ее повеселиться на ярмарке и чувствовал себя счастливейшим человеком в мире. Расходов считать нечего, деньги нипочем! Девушка хочет увидеть великана? Чудесно! Она его сейчас увидит, хоть тут и надо заплатить по три пенса с головы, а все другие развлечения стоят втрое дешевле.

Одна из пол палатки приподнялась и пропустила счастливую парочку внутрь. В следующий миг громкий визг девушки разнесся по лугу и заставил вздрогнуть всех присутствующих. Билл хлопнул себя по ляжке. «Дело в шляпе!» — шепнул он Бекки. И правда, этот визг был отличной рекламой для великана.

Выйдя из палатки, девушка была бледна и вся дрожала. Ее тотчас же окружила толпа. «Что там такое?», «На кого он похож?» — посыпались расспросы.

— Ах, ужас! Вы просто не поверите! — отвечала она. — Ростом с фабричную трубу. Да какой свирепый! У меня вся кровь в жилах застыла. Я так рада, что его видела! Такое страшилище посмотреть никаких денег не жалко.

Свирепый вид Роберта можно объяснить только тем, что он всячески старался удержаться от смеха. Но его смешливое настроение скоро прошло, и к вечеру ему уже хотелось не смеяться, а плакать и еще больше — спать. Подумайте только, до самого вечера к нему по-одному, по-двое, по-трое входили люди, и он должен был то пожимать руки всем желающим, то позволять гладить, ощупывать, похлопывать и толкать себя всякому, кому только хотелось убедиться, что он и в самом деле живой человек, а не чучело.

Остальные дети молча сидели на скамье, смотрели, ждали и ужасно скучали. Им казалось, что более тяжелого способа зарабатывать деньги даже и придумать нельзя. И всего только пятнадцать шиллингов! Билл получил уже в четыре раза больше, так как весть о мальчике-великане распространилась по окрестностям, и теперь торговцы в тележках, а то и господа в колясках съезжались сюда со всех сторон. Какой-то господин с моноклем в глазу и с большой желтой розой в петлице ласковым шепотом предложил Роберту десять фунтов в неделю за то, чтобы показывать его в Лондоне. Роберт должен был сказать «нет».

— Не могу, — печально ответил он на это предложение. — Бесполезно обещать то, чего не можешь исполнить.