— До свидания, — раскланялся Сирил.
— Вот что я тебе скажу! — вдруг крикнуло ему Чудище сердито. — Вы — да-да, все вы! — мне изрядно надоели. У всех вас четверых ума не больше, чем у одной устрицы. Отстаньте вы от меня наконец!
Сирил ушел.
— Какая жалость, что дети так долго остаются маленькими, — говорил Сирил в то же утро. Это было после того, как Ягненок незаметно вытащил у него из кармана часы, открыл их и, бесконечно довольный своей проделкой, стал крышкою копать землю. Хотя после этого часы были опущены в кувшин с водою, чтобы отмыть их от грязи, идти они все-таки отказались.
Сгоряча Сирил наговорил много кое-чего нехорошего, но теперь он успокоился и даже согласился нести Ягненка по дороге к лесу. Своих сестер и брата Сирил убедил одобрить его план и не высказывать никаких желаний, пока им не придет в голову что-нибудь действительно стоящее. Дети пошли в лес за орехами, и там все впятером расположились на мягкой траве под каштаном. Ягненок своими толстыми ручонками дергал траву, а Сирил печально рассматривал свои часы.
— А все-таки он растет день ото дня, — сказала Антея. — Ты ведь растешь, детка?
— Да! — весело ответил Ягненок. — Буду больсой! Будет ружье… и мыски и… и…
Тут то ли воображение, то ли запас слов у Ягненка истощились, но все же это была самая длинная из речей, которые он до сих пор произнес. Она привела в восхищение всех, даже Сирила. Он повалил Ягненка и стал катать его по траве, а тот визжал от удовольствия.
— Да! Когда-нибудь и он станет большим, — мечтательно говорила Антея, глядя на голубое небо, видневшееся сквозь листву каштана. Но в это время Ягненок, весело барахтавшийся на траве, толкнул ножкой брата в грудь. Послышался легкий треск: простодушный Ягненок раздавил стекло старых отцовских часов, которые Сирил без позволения взял с собою на прогулку.
— Да, жди вот, когда он станет большим, — грустно проворчал Сирил. — Вырастет он, когда это уже никому не нужно будет. Как бы я хотел…
— Ой! Только не вслух! — вскричала Антея, предвидя что-то ужасное. Но было слишком поздно — одновременно с возгласом Антеи Сирил сказал:
— …чтобы он вырос прямо сейчас.
Чудище было верно своему обещанию. И вот на глазах у своих перепуганных братьев и сестер Ягненок начал расти. Страшная это была минута! Перемена с Ягненком происходила не так быстро, как во всех остальных псаммиадовых чудесах: сначала у ребенка изменилось лицо — оно стало больше и уже, на лбу появились складки, глаза углубились и потемнели, губы стали длиннее и тоньше. Но что было всего ужаснее — это маленькие темные усики, появившиеся над верхней губой. Представьте себе лицо взрослого человека в беленьком платьице и коротких чулочках!
— Ой, не надо, не надо! Мальчики, пожелайте, чтобы этого не произошло!
И все единодушно пожелали, чтобы этого не произошло, потому что зрелище и в самом деле было невыносимым. Дети так сильно желали, что у них закружились головы и на миг все потеряли сознание. Но все их усилия пропали даром, потому что когда лес перестал крутиться вокруг них, перед глазами детей оказался очень приличный молодой человек в соломенной шляпе и легком фланелевом костюме. На лице этого молодого человека были те самые темные усики, что минутой раньше появились на лице Ягненка. Итак, это был их брат, их Ягненок, только совсем взрослый. Вот он сделал шаг по траве, прислонился спиной к каштану и надвинул на глаза свою соломенную шляпу. По-видимому, он был утомлен и как будто хотел вздремнуть. Ягненок, то есть прежний надоедливый и милый Ягненок, очень часто засыпал совсем неожиданно и в самых странных положениях. Что же, этот новый Ягненок во фланелевом костюме и бледно-зеленом галстуке — неужели он сохранил все свои прежние привычки? Или же его разум вырос вместе с телом?
Этот вопрос горячо и серьезно обсуждался в нескольких шагах от спящего молодого человека.
— Нет, мне все-таки страшно, — говорила Антея. — Если он стал совсем большой, то он не захочет, чтобы мы смотрели за ним, а если он внутри остался ребенком, то как же мы с ним управимся? А ведь скоро пора обедать.
— И орехов мы не набрали, — печально сказала Джейн.
— Да ну тебя с твоими орехами! — ответил Роберт. — Обедать — это другое дело. Нельзя ли пока привязать его к дереву? Мы пойдем, пообедаем наскоро и вернемся назад.
— Да, хороший же обед мы получим от Марты, если вернемся без Ягненка! — сказал Сирил. — Впрочем, то же самое будет, если мы приведем его таким, каков он есть сейчас. Я знаю, что во всем виноват я и незачем мне об этом лишний раз напоминать. Я отлично понимаю, что такому скверному человеку как я, лучше и на свете-то не жить. Но сейчас дело не в том — надо придумать, как нам быть с Ягненком.
— Давайте разбудим его, поведем в Рочестер и там купим чего-нибудь в кондитерской, — предложил Роберт.
— Поведем! — повторил Сирил. — Попробуй, поведи! Все это, конечно, моя вина, я и не оправдываюсь, но только говорю вам, что если вы вздумаете повести этого молодого человека куда-нибудь за собою, то у вас ровным счетом ничего не выйдет. Ягненок всегда был избалованным и капризным, а теперь, когда он вдруг вырос, он уж, наверное, стал сущим дьяволом. Вот увидите сами! Посмотрите-ка на его ухмылку!
— В таком случае, — сказал Роберт, — все равно нужно разбудить его и посмотреть, что он станет делать. Быть может, он сам поведет нас в кондитерскую — ведь обедать-то все-таки надо.
Они бросили жребий, кому будить Ягненка. Эта задача выпала на долю Джейн. Сломав ветку жимолости, она тихонько пощекотала Ягненку нос.
— Проклятые муки! — пробормотал он спросонья и открыл глаза.
— А, ребята, вы еще здесь? — сказал он лениво. — Который же теперь час? Вам, наверное, давно уже пора обедать.
— Да, пора, — отвечал Роберт угрюмо.
— Так марш скорей домой, — скомандовал взрослый Ягненок.
— А как же ты? — спросила Джейн.
— Я? Насчет меня не беспокойтесь. Как вы думаете, отсюда до станции далеко? Я, пожалуй, поеду в город и позавтракаю в клубе.
Невыразимый страх напал на четверых детей: Ягненок один, без всякого надзора, поедет в город и будет завтракать в клубе! Да, пожалуй, останется еще там до вечера! А потом среди блеска и роскоши клубных зал его вдруг захватит закат солнца; и вот полусонное капризное, беспомощное дитя будет сидеть в огромном клубном кресле, окруженное растерявшимися лакеями, и жалобно звать: «Панти!» Эта воображаемая картина растрогала Антею чуть ли не до слез.
— О, нет, Ягненочек, милый, не надо этого делать, — сказала она неосторожно.
Взрослый Ягненок нахмурился.
— Слушай, моя милая Антея! — отвечал он. — Сколько уже раз я повторял, что меня можно звать Джеймсом, или Ричардом, или Хилари — любым из моих крестных имен, которое больше нравится моим маленьким братьям и сестрам. Но этого «Ягненка» — этот глупый пережиток далекого детства — давно уже пора оставить.