Глеб и Андрей сначала долго стучали к нему в дверь, а потом с грохотом вломились в каюту.
— Эй, дружище, мы решили прийти к тебе, раз ты не идешь к нам! — пробасил Андрей и хлопнул Соколова младшего по плечу.
Молодой граф вскочил и воскликнул:
— Арестуйте меня, господа! Несколько часов назад я помог бежать одной из ссыльных.
Оба друга в недоумении переглянулись.
— Вот те на! — Воронов поскреб затылок огромной лапищей.
— Ты что, Серега, совсем рехнулся? — спросил Глеб и сел рядом с братом на койку.
— Не подходите! Выполняйте ваш долг, господа. Я лично освободил ее из-под стражи и спустил шлюпку на воду.
Оба друга в недоумении переглянулись.
— Что-то мы не понимаем… Тебя заставили это сделать?! — спросил Соколов старший.
— Заставили?! О нет, я сделал это по собственной воле! И сделал бы еще раз…
Андрей взмахнул руками.
— Я решительно ничегошеньки не понимаю, черт возьми! Что это ты тут нагородил? Кого отпустил? Зачем? Куда и почему?! Нет, я отказываюсь что-либо понимать!
— А вот я, кажется, понимаю, — сказал Глеб. — По-моему, твой друг и мой брат увлекся одной из заключенных, вот почему он был угрюм и нелюдим все это время. Он разрывался между долгом и чарами этой женщины. И, как я вижу, второе взяло верх. Я прав?
Сергей кивнул головой.
— Я нарушил свой долг. Но самое страшное, что я нисколько об этом не сожалею. Если бы я позволил ей погибнуть там, на каторге, то никогда не простил бы себе этого. Да что и говорить! Я, наверное, совершил бы преступление, чтобы оказаться вместе с ней где угодно…
— Да что ты заладил одно и то же?! Мы ж не шакалы! Мы твои друзья, и к черту долг. Дело хоть того стоило? — Воронов ободряюще улыбнулся Сергею.
— Стоило! Хотя я уверен, что она обвела меня вокруг пальца, но мне наплевать… Я найду эту девчонку, кем бы она ни была!
— Впервые слышу о женщине, способной заставить моего брата забыть обо всем на свете. И я, кажется, знаю, кто она… Золотоволосая фея, русалка с синими глазами, так не похожая на остальных заключенных.
Соколов младший опустил голову.
— Я б ради такой красотки и не такое совершил! — Андрей взъерошил волосы друга. — Мы выкрутимся! Глеб что-нибудь придумает…
— Тихо! Вопрос не в этом, а в том, сколько людей знает о побеге. Еще очень рано, так что, возможно, никому об этом не известно. Ты, Андрей, иди к конвоиру и запугай, обвини его во всем случившемся. Пригрози ему арестом, а потом подойду я и предложу ему выход из положения. А он прост — вырвать страницу из табеля заключенных, а потом можно сказать, что такой и вовсе не было. Конвоир будет молчать, опасаясь за свою шкуру, а женщины и подавно — они своих не выдают, у них особые, неписаные законы.
Сергей рывком обнял их обоих.
— Эй, ты чего, мы же друзья! — проворчал Воронов и сжал друга в объятиях. — Ей Богу, неужели ты думал, что мы тебя арестуем?!
— Я бы арестовал, не будь ты моим братом! — сказал Глеб и сурово посмотрел на Сергея. — Я говорил тебе, что мне не нравится, как ты на нее смотришь. Чувствовал ведь, что произойдет нечто подобное!
Лейтенант виновато улыбнулся, но объятий не разжал. Он знал — Глеб все ему простит. Так было всегда, с самого детства.
Вернувшись в Санкт-Петербург, граф Соколов пытался искать девушку, ему даже удалось разузнать о князе Арбенине — да, у того действительно была дочь. И в самую первую свою увольнительную граф помчался в поместье Арбениных, радостно предвкушая встречу. Но его ждало горькое разочарование — дом пребывал в запустении и старенький дворецкий сообщил, что о юной княжне ему ничего не известно вот уже долгих семь лет. Рассказал грустную историю бедняжки и более ничего. Когда Сергей поинтересовался, кто же все-таки следит за поместьем, ему ответили, что Петр Николаевич Потоцкий иногда приезжает. Больше слугам ничего известно не было. Сергей вернулся в Санкт-Петербург ни с чем. Он постепенно оставил свою затею, а девушка превратилась для него в далекую мечту. Иногда он видел ее во сне и просыпался в поту, а потом долго не мог уснуть. Его перестали интересовать другие женщины, он все чаще проводил время в притонах, неизменно с какой-нибудь хорошенькой блондинкой. Но он не забыл золотоволосую красавицу, незнакомку… Иногда он ненавидел ее за то, что она стала для него наваждением, готов был душу дьяволу продать, лишь бы вновь увидеть ее. Но все больше начинал верить, что, скорее, всего история, рассказанная ему заключенной, была красивой сказкой, сочиненной лишь для того, чтобы вызвать в нем жалость. Его просто одурачили! Возможно, он далеко не первый, попавшийся на эту уловку, — и от этого его чувства бушевали еще сильнее. Страсть и ненависть — взрывоопасная смесь. Он не понимал, что именно испытывает к этой девушке с ангельской внешностью и телом богини — влечение это или любовь, которую не удается истребить в сердце.
За этот месяц многие придворные дамы недвусмысленно строили ему глазки. Особенно настойчивой была Завадская — зеленоглазая фея, самая красивая дебютантка при дворе, с роскошными пышными формами, темными кудрями и нежным кошачьим личиком. Ах, если бы его золотоволосая мечта оказалась здесь, при дворе, она бы затмила всех своей неземной красотой! Вокруг Завадской всегда вертелось много кавалеров, но Татьяна не сводила с Сергея своих томных, зовущих зеленых глаз. Она то и дело оказывалась с ним за одним столом, была его партнершей в играх и танцах. Умная, грациозная, словно породистая кошка, она вызывала в нем восхищение, но — не более. Он упорно делал вид, что не замечает ее уловок. Если бы не заключенная, которая въелась в его мозги как заноза, он, несомненно, поддался бы соблазну и, как это бывало ранее, насладился бы любовью придворной красавицы. Но сейчас ему было не до новых романов; гораздо больше ему подходили развлечения в обществе проституток, без обязательств и красивых слов, лишь плотская любовь, не приносившая ничего, кроме сиюминутного удовлетворения. Завадская была явно уязвлена его равнодушием, что подхлестнуло ее страсть еще больше, настолько, что это стало заметно окружающим. Над лейтенантом подшучивали и подтрунивали друзья, которые не понимали его упрямого равнодушия к красотке, разбившей немало сердец.
Но он с упорством не замечал ее, хотя об этом шептались везде и всюду. Сердце графа изнемогало от воспоминаний о тех сладких поцелуях, которые он срывал с губ незнакомки, ее нежные несмелые стоны от его дерзких ласк — все это не давало ему покоя. Невинная жертва или коварная сирена, посланная Адом ему на погибель! Он должен найти эту женщину и излечиться, овладев ее телом, или забыть навсегда. Но навязчивая потребность повторить те жаркие минуты не давала ему возможности быть самим собой…
Соколов вздрогнул, когда дверь в покои царицы распахнулась, и камердинер в золотой ливрее громко позвал его по имени.
Трепеща, он зашел в покои государыни. И тут же склонился в глубоком поклоне. Молодая Екатерина Алексеевна восседала в кресле, на ее красивом личике застыло выражение печали. Светло-серые глаза были подернуты дымкой, нос чуть великоват, но полный чувственный рот делал этот недостаток незаметным. Даже тяжеловатый подбородок не портил впечатления. Вся она была худенькая и хрупкая, но горделивая осанка и высоко поднятая голова придавали ее виду особое величие. Кто тогда знал, что из этой маленькой женщины получиться грозная, властная самодержавица!