— Пей вот. Да не кривься. Это спасает от цинги.
Как-то отец принес большую розовую семгу.
— Не вари ее и не жарь, — сказал он Савке. — Ешь, как едят поморы, — сырую. Отрежь ломтик, посоли и съешь.
— Папа, ты сам поймал?
— Нет. Когда «охотники» швыряют на врага глубинные бомбы, то после взрывов всплывает масса оглушенной рыбы. Очумелые, кверху брюхами, виляют хвостами… Зрелище не из приятных.
Лето выдалось жаркое. Архангельск как тыловой город еще не знал светомаскировки, и по вечерам его бульвары и набережные освещались уютными огнями. Посреди Двины, рея флагами США, Англии и Канады, стояли толстобокие транспорты типа «либерти» и «виктория». Вдоль берега сидели на корточках чистоплотные, как еноты, малайцы и стирали свое бельишко, еще не просохшее после вчерашней стирки. Возле них примостились матросы-негры — сами грязные, как черти, они усердно крахмалили белоснежные воротнички и манжеты. А рядом купались белые полярные медведи из цирка-шапито, и это разнообразие настраивало Савку на приключенческий лад…
Появился отец, взъерошил Савке волосы.
— Поздравляю. Тебе сегодня исполнилось четырнадцать.
— Разве? А я и забыл…
Отец рассказал, что немцы приближаются к Волге, образован новый фронт — Сталинградский.
— Сегодня у нас митинг. Будем выкликать добровольцев в морскую пехоту…
В июле буйно отцветала северная черемуха. Она совсем скрывала дома соломбальских мастеровых. В один из таких дней Савка от нечего делать поплелся на перевоз и еще издали заметил, что от реки в сторону Экипажа валит нескончаемая колонна подростков, почти его одногодков — чуть постарше. В руках мальчишек тряслись фанерные чемоданы, болтались на спинах родимые домашние мешки. Вся эта ватага, галдящая и расхристанная, двигалась неровным строем, в сопровождении вспотевших от усердия флотских старшин.
— Эй, кто вы такие? — крикнул Савка.
— Юнги, — донеслось в ответ.
— Какие юнги? — обомлел Савка. — Вы откуда взялись?
Из рядов ему вразброд отвечали, что они из Москвы, из Караганды, из Иркутска, с Волги.
Старшина отодвинул Савку прочь:
— Не мешай! Разговаривать со строем нельзя.
А дальше все было как во сне. Одним махом Савка домчал до дому, из чемодана выхватил два тома своих сочинений и понесся вдоль речки Курьи, не чуя под собой земли, в сторону Экипажа. Юнги уже прошли через ворота в теснины дворов флотской цитадели} и Савка нагло соврал часовому:
— Я же с ними! Ей-ей, отстал на перевозе.
Штык часового откинулся, освобождая дорогу в новый волшебный мир, который зовется флотом. Иногда бывает так, что судьба человека решается в считанные минуты. И да будут они благословенны!
Стоял июль — жаркий июль сорок второго года.
Хроника ТАСС, июль 1942 года
1 — на севастопольском участке фронта германские войска ценою огромных потерь продвинулись вперед; завязались рукопашные схватки.
4 — на курском направлении ожесточенные танковые атаки противника. Советские войска оставили Севастополь.
5 — в Баренцевом море советской подводной лодкой торпедирован германский линкор «Тирпитц».
14 — ожесточенные бои советских войск с группировкой противника, прорвавшейся в район Воронежа, и тяжелые бои с наступающими силами врага южнее Богучара.
15 — советские войска после ожесточенных боев оставили Богучар.
17 — советские войска оставили Ворошиловград. 21 — налет советской авиации на Кенигсберг.
23 — югославские партизаны за последние 12 дней заняли семь городов.
24 — ожесточенные бои в районах Воронежа, Новочеркасска и Ростова.
Растет партизанское движение в Польше; убийство германских полицейских стало повседневным явлением.
27 — британские войска на египетском фронте отошли на исходные позиции.
30 — оккупация японскими войсками островов Ару, Кэй и Тенимберских близ Северной Австралии.
Митинг в Трафальгар-сквере в Лондоне с участием около 70 тысяч человек обратился к правительству с призывом ускорить открытие второго фронта…
Это был горячий, изнуряющий июль, когда на советском флоте появилось новое воинское звание — юнга!
* * *
В гулких коридорах Экипажа не протолкнуться, всюду галдеж молодых голосов. Прибывший молодняк невольно терялся в новой обстановке, а потому, дабы чувствовать себя увереннее, земляки держались друг друга. Скучивались москвичи, волжане, сибиряки, ярославцы.
Савке совсем некуда было приткнуться.
— Ленинградских нету? — спрашивал он.
Нет, питерских не было, давала себя знать блокада. Савка почувствовал себя отрезанным ломтем. В коридоре ему встретился какой-то мичман с аршинной ведомостью в руке; на ходу приложив бумагу к стене, он что-то наспех исправлял в ней.
— Где тут в юнги записываются? — спросил его Савка.
— Ты откуда такой свалился? — буркнул мичман, зачеркивая в ведомости: «Копч. сел., 300 г» и заново вписывая; «Мясо, 75 г». — Экипаж только принимает годных к службе на флоте и бракует негодных, а отбор в юнги проходил по месту жительства…
— Выходит, другим и нельзя? — обиделся Савка.
— Другие — отвались!
— А если я море люблю? Если жить без него не могу?
— Как угодно, — ответил, уходя, мичман. — Можешь помирать. Только не здесь, а валяй на улицу.
Сотрясая коридор Экипажа, мимо пронеслась большая толпа кандидатов в юнги, и каждый восторженно потрясал белым листком, еще чистеньким, без отметок и помарок. Савку подхватило и понесло за ними.
— Вы куда, ребята? — спрашивал он на бегу.
— На комиссию. Для первого опроса.
— А что это за опрос такой?
— Если б знать! Говорят, по всем наукам гоняют.
— Я тоже с вами, — не отставал от них Савка. — А где лист у тебя?
— Какой?
— А вот такой. Для комиссии.
— Нету листа! — отвечал Савка и мчался дальше.
Перевели дух возле дверей кабинета, где заседала комиссия. Через толпу ребят пробирался хмурый капитан третьего ранга, и вдруг он цепко схватил одного юнгу за локоть.
— Покажи руки! Это что у тебя?
Руки были испещрены татуировкой. Капитан третьего ранга грубо распахнул куртку и обнажил грудь кандидата в юнги, разрисованную русалками и якорями.
— Дай лист, — приказал офицер и тут же порвал лист в клочья. — Можешь идти. Ты флоту не нужен.
— Простите! — взмолился тот. — Это можно свести… сырым мясом прикладывать… Дурак я был…
— Сведешь — поговорим! — Капитан третьего ранга открыл дверь в кабинет. — Входите по одному. Кто первый?