Из этого видно, что Уайтхолл не хотел исправить совершенную им ошибку.
Наоборот, ошибка утверждалась как нечто неоспоримое. Отныне только подразумевалось, что PQ-17 находится на пути в русские порты, — в Уайтхолле уже никто не верил в его существование.
* * *
С океана летел мощный поток информации, причем подводные лодки, почуяв себя хозяевами положения, разболтались в эфире как никогда. Сначала они отметили замешательство в судах конвоя, потом был зафиксирован резкий отворот на запад крейсеров и эсминцев. Немцам еще не все понятно в этом поспешном отходе боевых сил противника, но зато им стало понятно, что «большая дорога» для разбоя открыта.,. Шнивинд едва успевал проглатывать обиднейшую информацию.
Вернулась с моря и воздушная разведка.
— Конвой рассеялся полностью, — доложили Шнивинду.
Адмирал смолчал.
— Туман тоже рассеялся… полностью.
Шнивинд рассмеялся, как игрок, которому подвалила козырная карта. За окном норвежского коттеджа светило полярное солнце, совсем не круглое.
Расплавленным металлом оно заливало весь небосклон. И оно будет светить… еще целый месяц!
Шнивинд сделал выводы. Для себя. Вся игра отныне в его руках. Караван остался беззащитен, один, заброшен далеко в океане, и этим снималась вся ответственность перед Гитлером за сохранность линкора и крейсеров…
— В чем дело? — засмеялся Шнивинд опять. — Отлично!
Еще никогда германский флот не имел такой выигрышной обстановки на море.
Английский историк пишет, что «на немецких тяжелых кораблях не было ни одного человека, который не считал бы теперь, что над ними взошла благоприятная заря надежды»! Сейчас в знойном Берлине гросс-адмирал Редер все еще обмусоливал со ставкой Гитлера вопрос о выведении «Тирпица» на коммуникации, а решительный Шнивинд уже велел выбирать якоря… «Тирпиц» имел право на выход только с «личного одобрения фюрера», но уверенность Шнивинда в успехе «Хода конем» была столь велика, что он решил больше не ждать, когда в Берлине «закончат трепаться».
Разгром PQ-17 планировался на полдень 6 июля. Операция «Ход конем» вступила в законную силу. Точнее — в незаконную, ибо Редер в Берлине, когда узнал о выходе линкора, схватился за седые виски:
— Как он смел вывести «Тирпица» без одобрения фюрера? Ведь теперь, случись неудача… головы покатятся!
Но линкор, пронося свою гигантскую массу в промежностях шхер и фиордов, по «трамвайным путям» фарватеров уже стремился в открытый океан, и Редеру ничего не оставалось, как послать вдогонку Шнивинду строгое напоминание:
«ЕСЛИ ОБСТАНОВКА СОМНИТЕЛЬНА — БЕЗ КОЛЕБАНИИ ПРЕКРАЩАЙТЕ ОПЕРАЦИЮ».
Германская эскадра с ловкостью прожималась через тесные «чулки» проливов, свежий ветер трепал мрачные штандарты флагмана…
«Тирпиц» вышел!
Теперь уместен вопрос: Кто его остановит?
А разве найдется такой смельчак? Кто решится остановить это чудовище, если весь Home Fleet гоняется за ним третий год подряд, и желая его поразить, и боясь своего поражения? «Бисмарк» потребовал от Англии большого напряжения и риска. И погиб, пока не опустели его погреба, с машинами на ходу!
Теперь двинулся «Тирпиц» — близнец и собрат «Бисмарка».
Вот он — смотрите на него!
Под тяжелым корпусом сами расступаются волны Ледовитого океана. Он всемогущ, и он отлично сознает свою первобытную силу — как доисторический ихтиозавр на допотопном болоте, где живет и пыжится всякая мелюэта. Ничто не задержит бег гитлеровского титана — последнее слово немецкой науки и технической мысли Германии, обращенной к убийству и порабощению других народов. Многие тысячи тонн крупповской брони, черных и цветных металлов, динамо-машины, способные осветить огнями любой столичный город Европы, фабрика новейшей электротехники, боевых расчетов автоматики, радиолокации и точнейшей ювелирной оптики заводов Цейса (не считая людей, каждый из которых проверен гестаповцами) — вся эта лавина живого и мертвого материала сейчас устремляется вперед, подавляя океан своим небывалым величием…
Я еще раз спрашиваю:
5 июля 1942 года.
Время — 16.33.
Курс — 182°…
Сметанин сдвинул наушники на виски, доложил на вахту:
— Справа по носу… пеленг… стучат винты!
«К-21» на экономическом режиме моторов шла под водой (погружение было необходимо для отдыха команды).
Командирскую вахту в рубке нес офицер Ф. И. Лукьянов.
— Говоришь, стучат? Сейчас проверим…
Мотор бесшумно подал перископ наверх. Откинуты в стороны рукояти наведения. В мутной пелене брызг и соленой накипи моря двигались, хорошо видимые, две подводные лодки.
— Командира в пост! Перед нами цель: две «немки»…
Лунин шагал в пост с кормы. В самом теплом электроотсеке на широких спинах моторов спали продрогшие на вахтах сигнальщики. На дизелях, еще не остывших, была развешана мокрая одежда. Лунин проскакивал в узкие лазы.
Бесшумно открывались и закрывались за ним двери. Тревога объявлена еще не была…
— Перед нами две «немки», — доложил Лукьянов, когда Лунин вошел в секцию поста, жужжавшую и поющую аппаратурой.
— Словам не верю. Покажи…
Лукьянов уступил ему место возле перископа. Лунин прильнул к окулярам.
Сначала ему тоже казалось, что он видит выставленные из воды рубки вражеских подлодок. Они медленно передвигались. И постепенно выступали из коря… выше, выше, выше!
— Это не лодки, — сказал Лунин, выпрямляясь. — Это КДП эсминцев типа «Карл Галстер», которые идут в строе уступа… Убедись сам!
Лукьянов посмотрел: верно, командно-дальномерные посты миноносцев (КДП), упрятанные в обтекаемые башни и высоко поднятые над рубками, теперь вырастали над морем… выше, выше, выше. Через минуту стали видны ажурные переплеты мостиков.
— Убедился? — спросил его Лунин.
— Так точно.
— В чем?
— Земля поката.
Время было 17.12, когда Лунин коротко объявил:
— Приготовиться к торпедной атаке!
Акустик «К-21» матрос Сметанин, обнаружил гитлеровскую эскадру еще за 12 миль (почти за 20 километров).. Теперь начиналось неизбежное сближение с нею. Шли минуты.
— Шум усиливается, — доложил Сметанин.
Лунин сказал:
— Эсминцы здесь не ягоды собирают. Очевидно, вслед за ними следует ожидать прохода других кораблей — более серьезных…
В 17.20 мотор снова подал перископ на поверхность моря. Николай Александрович, прищурясь, спросил Лукьянова:
— Помощник, хочешь глянуть?