Дрожь и оцепенение [=Страх и трепет] | Страница: 11

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px


Я слышу мягкий голос Фубуки:

— Я её узнаю. Она покрыла себя мусором, чтобы к ней не посмели прикоснуться. Сделала себя неприкасаемой. Это на неё похоже. У неё никакого чувства собственного достоинства. Когда я говорю ей, что она глупа, она отвечает, что все гораздо хуже, что она умственно отсталая. И она решила пасть ещё ниже. Думает, что сделала себя недоступной, но она ошибается.

Я хочу объяснить, что сделала это, чтобы согреться, но у меня нет сил разговаривать. Мне тепло под мусором Юмимото. Я снова впадаю в забытьё.


Я подняла голову. Сквозь скомканную бумагу, пивные бутылки, окурки, мокрые от колы, я увидела часы, показывающие десять утра.

Я встала. Никто не осмеливался взглянуть на меня, кроме Фубуки, которая холодно сказала мне:

— В следующий раз, когда захотите прикинуться нищенкой, не делайте этого на нашем предприятии. Для этого есть станции метро.

Больная от стыда, я схватила рюкзак и побежала в туалет, чтобы переодеться и вымыть голову под умывальником. Когда я вернулась, уборщица уже убрала следы моего безумия.

— Я хотела сама это сделать, — сказала я, потупившись.

— Да, — отозвалась Фубуки, — уж, по крайней мере, на это вы может быть были бы способны.

— Вы намекаете на проверку затрат? Вы правы, это выше моих сил. Я вам торжественно заявляю, что отказываюсь от этой задачи.

— Долго же вы думали, — насмешливо заметила она.

«Понятно, подумала я. Она хотела, чтобы я сама это сказала. Конечно, это гораздо более унизительно».

— Срок истекает сегодня вечером, — снова сказала я.

— Дайте мне папку.

Она справилась с ней за двадцать минут.


Весь день я провела, словно зомби. У меня было ощущение тяжкого похмелья. На моём столе валялись бумажки с неверными расчётами. Я выбрасывала их одну за другой.

Когда я видела Фубуки, работающую за своим компьютером, мне было тяжело удержаться от смеха при воспоминании, как вчера я сидела голой на клавиатуре, обнимая машину руками и ногами. А теперь эта девушка касалась клавиш своими пальцами. Я впервые интересовалась информатикой.

Нескольких часов сна среди мусора оказалось недостаточно для реабилитации моего мозга, разжижённого в борьбе с цифрами. И я, барахтаясь в этой каше, пыталась отыскать под обломками останки моих мыслительных ориентиров. Тем не менее, было чему порадоваться: впервые за много недель я не работала с калькулятором.

Я снова жила в мире без цифр. Поскольку существуют люди неграмотные, то, вероятно, есть и неарифметичные, такие как я.


Я вернулась в реальный мир. Может показаться странным, что после моей безумной ночи, всё осталось, как было, словно ничего серьёзного не произошло. Конечно, никто не видел, как я бегала по офису голышом, ходила на руках и обнималась с компьютером. И всё-таки меня нашли спящей под кучей мусора. В другой стране за подобное поведение меня, возможно, вышвырнули бы за дверь.

Но все вполне объяснимо: в странах с наиболее авторитарными системами встречаются самые невероятные отклонения от нормы, а потому там терпимее относятся к человеческим странностям. Нельзя понять, что такое эксцентричность, если вы не встречали эксцентричного японца. Я заснула в куче мусора? Здесь видели и не такое. Япония — это страна, где хорошо известно значение слова «сломаться».

Я снова приступила к своим нехитрым обязанностям. С каким наслаждением я готовила чай и кофе! Эти несложные занятия успокаивали мой бедный мозг и лечили душу.

Как можно более ненавязчиво я опять принялась выставлять точную дату на календарях. Я старалась казаться очень занятой из боязни, как бы меня снова не приставили к цифрам.

Однажды, произошло невероятное событие: я повстречала Бога. Омерзительный вице-президент приказал принести ему пива, воображая, вероятно, что он ещё недостаточно толст. Я выполнила поручение с вежливым отвращением. Когда я покидала логово толстяка, дверь соседней комнаты отворилась, и я столкнулась нос к носу с президентом.

Мы взглянули друг на друга с удивлением. С моей стороны это было понятно, ведь мне довелось лицезреть Бога компании Юмимото. С его стороны это было не столь очевидно: знал ли он вообще о моём существовании? Кажется, знал, потому что воскликнул приятным, мягким голосом:

— Вы, конечно, Амели-сан!

Потом улыбнулся и протянул мне руку. Я была ослеплена и не произнесла ни звука. Господин Ханеда был мужчиной лет пятидесяти, стройным, с очень элегантными чертами лица. От него веяло добротой и гармонией. Он с таким искренним дружелюбием взглянул на меня, что я окончательно смутилась.

Он удалился, а я осталась одна в коридоре не в силах сдвинуться с места. Так вот каков президент этой камеры пыток, места, где меня презирали и унижали. Хозяин этой геенны был исключительным существом, благороднейшей душой.

В этом было нечто загадочное. Предприятие, которым руководил такой великодушный человек, должно было быть сущим раем, обителью доброты и процветания. В чём же тут секрет? Возможно ли, чтобы Бог царил в аду?

Я всё ещё стояла в оцепенении, когда загадка разрешилась сама собой. Дверь кабинета чудовища Омоти распахнулась, и отвратительный голос проревел:

— Чего ради вы здесь торчите? Вам платят не за то, чтобы вы слонялись по коридорам!

Всё стало ясно: в компании Юмимото Бог был президентом, а вице-президентом Дьяволом.


Фубуки не была ни Дьяволом, ни Богом, она была японкой.

Не все японки красивы. Но если японка красавица, тогда держитесь.

Любая красота потрясает, но японская красота поражает вдвойне. Этот подобный лилии цвет лица, эти пленительные глаза, этот нос с неподражаемыми ноздрями, этот чётко прорисованный контур губ, эта мягкость черт могут затмить любое самое красивое лицо.

Её манера держать себя делает из неё произведение искусства, неподдающееся описанию.

И эта красота, сумевшая противостоять всем физическим и нравственным корсетам, давлению, абсурдным запретам, догмам, удушью, разочарованиям, садизму, притворству и унижению, поистине является чудом героизма.

Японка вовсе не жертва, это далеко не так. Среди прочих женщин планеты, участь её не из худших. Её власть значительна, уж я-то знаю, о чём говорю.

Если и есть за что восхищаться японкой, а не восхищаться ею невозможно, то за то, что она до сих пор не покончила с собой. С самого раннего детства на её мозг по капле накладывается гипс: «Если к двадцати пяти годам ты не вышла замуж, стыдись», «если ты смеёшься, никто не назовёт тебя изысканной», «если твоё лицо выражает какое-либо чувство, ты вульгарна», «если на твоём теле есть хоть один волосок, ты непристойна», «если молодой человек целует тебя в щёку на людях, ты шлюха», «если ты ешь с удовольствием, ты свинья», «если любишь поспать, ты корова», и т.д. Эти наставления могли бы показаться смешными, если бы они не владели умами.