— А пока, можно мне помочь господину Унадзи исправить ошибки?
— Ну, уж нет! Вы и так достаточно натворили!
Не знаю, сколько времени понадобилось моему злополучному коллеге, чтобы восстановить порядок в счетах, разрозненных моими стараниями, но мадемуазель Мори потребовалось два дня, чтобы найти занятие мне по силам.
Огромная папка ждала меня на столе.
— Вы проверите суммы командировочных расходов, — сказала она мне.
— Опять бухгалтерия? Я же вас предупредила о моей ограниченности.
— Это не имеет ничего общего с бухгалтерией. Эта работа разбудит ваш мозг, — уточнила она с насмешливой улыбкой.
Она открыла папку.
— Вот, к примеру, отчёт, который составил господин Сиранэ о командировочных расходах во время поездки в Дюссельдорф для того, чтобы компания возместила ему деньги. Вы должны пересчитать все до мельчайших сумм и установить, получается ли у вас тот же результат, что и у него, с точностью до йены. Поскольку многие счета выставлены в марках, вы должны считать по курсу немецкой марки на дату, указанную на документе. Не забывайте, что курс меняется каждый день.
Так начался худший кошмар в моей жизни. С минуты, когда мне была поручена эта задача, понятие времени исчезло из моей жизни, чтобы уступить место вечной муке. Никогда, ни одного раза мне не удалось прийти к результату, если не идентичному, то хотя бы сравнимому с тем, который мне приходилось проверять. Например, если служащий насчитывал, что Юмимото должна ему 93.327 йен, у меня выходило 15.211 йен или 172.045 йен. Ошибки просто преследовали меня.
В конце первого дня я сказала Фубуки:
— По-моему, я не справлюсь с этим.
— И, однако, эта работа задействует мозги! — ответила она неумолимо.
— У меня не получается, — жалко призналась я.
— Вы привыкнете.
Но я не привыкла. Оказалось, что, не смотря на мои старания, эта работа была мне не по зубам.
Моя начальница завладела папкой, чтобы показать, как это легко. Она взяла досье и принялась с молниеносной скоростью стучать по калькулятору, даже не смотря на кнопки. Через четыре минуты, она сделала заключение:
— У меня получается тот же результат, что и у господина Саитамы, до единой йены.
И она поставила на отчёт свою печать.
Подчиняясь этой новой несправедливости судьбы, я вновь принялась за свой труд. За двенадцать часов мне не удалось справиться с тем, что Фубуки проделала за три минуты пятьдесят секунд.
Не знаю, сколько времени прошло, когда она заметила, что я не проверила ни одного досье.
— Ни одного! — воскликнула она.
— Это правда, — сказала я, ожидая наказания.
На моё несчастье она лишь указала мне на календарь:
— Не забудьте, что папка должна быть закончена к концу месяца.
Уж лучше бы она выбранила меня.
Прошло ещё несколько дней. Я была словно в аду: числа с запятыми и десятыми долями вихрем неслись мне в лицо. В моём мозгу они превращались в сумрачную магму, и я уже не могла отличить их друг от друга. Окулист сказал, что зрение тут ни при чём.
Раньше я всегда восхищалась спокойствием и пифагорейской красотой цифр, теперь же они стали моими врагами. Калькулятор тоже желал мне зла. В числе моих психомоторных дефектов был следующий: когда мне приходилось нажимать на кнопки более пяти минут, моя рука вдруг становилась вялой, словно я погружала её в густое и липкое картофельное пюре. Четыре пальца совершенно переставали двигаться, и только указательный ещё как-то удерживался на поверхности, касался кнопок медленно и неловко, как будто копаясь в невидимом картофеле.
А поскольку, все это усугублялось моей редкой бестолковостью к цифрам, то, наверное, я со своим калькулятором выглядела весьма забавно. На каждую новую цифру я смотрела так же удивлённо, как Робинзон, встретивший индейца на необитаемом острове, затем моя окоченевшая рука пыталась повторить её на клавиатуре. Для этого я то и дело смотрела то на бумагу, то на дисплей, чтобы удостовериться, что ни одна запятая или ноль не затерялись по дороге. Но не смотря на тщательные проверки ошибки были просто колоссальными.
Однажды, с трудом стуча по кнопкам, я подняла глаза и встретила удивлённый взгляд моей начальницы.
— В чём дело? — спросила она меня.
Чтобы её успокоить, я рассказала о синдроме картофельного пюре, парализующем мои пальцы, решив, что эта история вызовет симпатию ко мне.
Но единственное, чего я добилась своей исповедью, был вывод, читавшийся в величественном взгляде Фубуки: «Теперь ясно, она действительно умственно-отсталая, этим-то все и объясняется».
Приближался конец месяца, а папка оставалась все такой же толстой.
— Вы уверены, что не делаете этого нарочно?
— Совершенно уверена.
— Скажите, много ли… в вашей стране таких людей, как вы?
Я была первой бельгийкой, которую она встретила. Всплеск национальной гордости заставил меня сказать правду:
— Ни один бельгиец на меня не похож.
— Меня это успокаивает.
Я засмеялась.
— Вам смешно?
— Вам никогда не говорили, Фубуки, что мучить умственно отсталых стыдно?
— Говорили. Но меня никто не предупреждал, что один из них окажется у меня в подчинении.
Я ещё пуще рассмеялась.
— Я всё-таки не понимаю, что вас так веселит.
— Это у меня нервное.
— Сосредоточьтесь лучше на вашей работе.
28 числа я объявила о своём решении не уходить вечером домой:
— С вашего разрешения я проведу несколько ночей на своём рабочем месте.
— Ваш мозг более эффективно работает в темноте?
— Будем надеяться. Может быть так у меня будет лучше получаться.
Я легко получила её разрешение. Случаи, когда работники оставались на работе по ночам были нередки, если необходимо было уложиться в срок.
— По-вашему, одной ночи будет достаточно?
— Конечно, нет. Я рассчитываю вернуться домой не раньше 31-го.
Я показала ей рюкзак:
— Здесь всё, что мне нужно.
Когда я оказалась одна в стенах Юмимото, меня охватило лёгкое опьянение. Оно быстро прошло, когда стало ясно, что ночью мой мозг работал не лучше. Я трудилась без передышки, но моё рвение не давало никакого результата.
В четыре часа утра я быстро умылась и переоделась в туалете. Выпив крепкого чая, я вернулась на рабочее место.
Первые служащие прибыли в семь утра. Час спустя пришла Фубуки. Она взглянула на папку затрат с проверенными досье и, увидев, что она так же пуста, покачала головой.