– Но…
Эмма заставила себя дерзко улыбнуться.
– Вы, Ролло, нередко посещаете нашего благодетеля – его преосвященство епископа Франкона, бываете в этих чертогах, но меня и Атли словно избегаете. Разве Атли не брат вам? Или там, откуда вы родом, не принято навещать своих родичей?
Только сейчас она поймала себя на том, что говорит о себе и Атли как о семье, но юноша уже просиял. Ролло же оставался мрачен, глаза его смотрели сурово. Но когда и брат присоединился к приглашению Эммы, наконец кивнул.
– Именно сегодня мы ожидаем у себя епископа Франкона, – продолжал Атли, с улыбкой поглядывая то на невесту, то на брата. – Я велю откупорить бочонок со старым анжуйским, которое и ты, и епископ столь цените.
С этого дня Ролло стал у них частым гостем. Он являлся усталый и зверски голодный, но всегда был приветлив. Нередко между ним и епископом Франконом вспыхивали споры, но вместе с тем трудно было не заметить, что оба спорщика весьма симпатизируют друг другу. Эмма уже знала историю, как во время первого появления Ролло в Руане Франкон вышел к нему навстречу с горсткой горожан и признал его власть, умоляя взять город под свое покровительство. Франкон сам поведал Эмме о событиях тех дней:
– Город был дотла разрушен. Даже старые стены Ротомагуса не устояли перед подкопами и стенобитными орудиями норманнов. Уцелели лишь кое-какие постройки на острове, где стояло аббатство Святого Мартина, там укрылись последние уцелевшие жители. И когда нам стало известно, что викинг Ролло бросил якоря своих драккаров у стен аббатства, мне не оставалось иного, как с десятком своих монахов выйти к нему навстречу и просить о снисхождении. Так же поступил и мой предшественник – епископ Виттон, когда Ролло Пешеход явился в Руан. Потом, правда, поползли слухи, что Пешеход погиб, но Ротомагусу от этого было не легче, ибо уж слишком много язычников становились здесь лагерем, а вели они себя не лучше, чем челядь из свиты Сатаны. Один из них, Сигурд, что потом ходил на Париж, умертвил престарелого епископа Виттона, велев искупать его в смоле, привязать к шесту и поджечь, будто живой факел. Епископство перешло ко мне, и было это отнюдь не благом, если вспомнить кончину моего предшественника. Когда я выступил во главе процессии к якобы возвратившемуся Пешеходу, я был вполне готов принять мученическую смерть. Но, к моему изумлению, вместо старого пирата я узрел совсем еще молодого человека, в чем-то похожего на прежнего Пешехода, но куда более статного и любезного. Он смеялся, глядя на нас, но когда мы опустились на колени и просили его распространить на нас свою власть и покровительство – стал серьезен. Когда же мне удалось поговорить с ним, я убедился, что этот юноша вовсе не глуп и планы его не лишены здравого смысла. Именно в них я усмотрел прямую выгоду для нас, христиан града Ротомагуса.
С тех пор Франкон стал одним из ближайших советников Ролло и служил ему верой и правдой. Викинг ценил его тонкий расчетливый ум, считался с ним и терпел даже его высокомерие и заносчивость. Ибо Франкон, даже пребывая в зависимости от Ролло, всегда держался так, словно оказывает язычнику благодеяние одним своим присутствием. Эмма, однако, отлично знала, как высоко ценит Ролло Франкон, сколь высокого он мнения о его достоинствах правителя. Даже те непримиримые диспуты, что они вели во время трапез, несмотря на горячий нрав норманна и надменность прелата, всегда оставались в пределах дозволенного.
Франкон был истинным гурманом, и Эмма следила, чтобы в дни его и Ролло визитов на столе появлялся отменный ужин. Она любила эти вечера, когда в тесном покое с выбеленными известью арками над головой и камином из красного кирпича дрожал ясный отблеск пламени, пахло доброй едой, а за окном шумел, как порожистая река, дождь. Франкон, в лиловой камилавке, с двойным подбородком, утопающим в меховом вороте его епископского облачения, плавно простирал пухлую руку с тонкими, почти дамскими пальцами, брал с деревянного блюда пирожок с начинкой из чесночной колбасы и осторожно отведывал, стараясь не забрызгаться обжигающим мясным соком. Эмма с наслаждением глядела, как святой отец ест. Викинги этого не умели. Даже Ролло поглощал пищу шумно, в молчании и с жадностью. Небрежно отвернув широкие рукава туники, он рвал рыбу руками, отхватывал ножом здоровенные ломти мяса, птичьи кости так и хрустели на его крепких зубах.
Атли же почти не прикасался к еде – сидел, зябко кутаясь в короткую меховую накидку. Его знобило, он тяжело дышал. В непогоду он всегда чувствовал себя гораздо хуже, хотя и старался крепиться.
– Эмма, – наконец обратился к девушке Ролло, – правду ли говорит Франкон, что ты хочешь уйти в монастырь?
Он говорил, продолжая жевать, слова звучали невнятно, и от этого его речь казалась исполненной пренебрежения. Эмма нахмурилась.
– Об этом одном только и помышляю.
Она не задумывалась, что этими словами ранит Атли. Их острие было нацелено в Ролло. Но тот лишь рассмеялся, вытирая запястьем губы, блестевшие мясным соком.
– Так, значит, красавица Птичка решила присоединиться к ноющим невестам Распятого, чей небесный жених что-то не больно и торопится к ним?
Эмма возмущенно отставила чашу со сливками и взглянула на епископа, словно ища у него поддержки, но Франкона, казалось, сейчас интересуют только пирожки. Тогда Эмма ударила кулаком по столу:
– По крайней мере это лучше, чем стать супругой язычника!
– И все же, когда Атли решит, ты станешь его женой. Уж если твоя знатность мешает ему уложить тебя под свое одеяло, как простую девку, вас следует поженить. Пусть меня утащит Локи, если я понимаю, чего он медлит. Или тебе не по вкусу эта красотка, а, Атли?
– Эмма согласна стать моей только тогда, когда я приму крещение, – сдержанно отвечал юноша.
– А вот этому не бывать! – с шумом отодвинув блюдо, воскликнул Ролло. – Мои воины скажут: он предал отеческих богов, как на него положиться во всем остальном?
Атли справился с коротким приступом кашля.
– Многие из наших соотечественников уже приняли Бога христиан. И я полагаю, что Христос очень силен в этой земле, наши же боги немощны вдали от родины. Ко мне не станут хуже относиться, если я последую обычаю франков. Разве мы не носим те же одежды, что у них, не строим жилища на их манер? Что изменится, если мы примем крещение и признаем их Бога? Ведь Тор и Один не требуют, чтобы им поклонялись, как Иисусу. Мы можем приносить им жертвы, коль в том возникнет нужда, но если при этом нам придется ходить к обедне и есть вместо мяса рыбу во время поста, они не будут на нас в большой обиде.
Эмме такие речи казались кощунственными, Франкон миролюбиво улыбался, Ролло начал сердиться.
– Это ваши происки! – указывал он перстом на епископа и девушку. – Вы пользуетесь тем, что Атли не воин и поэтому не склонен чтить воинственных повелителей Асгарда. Вы льете ему по капле яд в уши, внушая, что слабым надлежит поклоняться богу слабых!
– Почему ты решил, что Христос покровительствует лишь слабым? – с елейной кротостью вопросил Франкон. – Спаситель готов принять в свое лоно всякого, уверовавшего в него. Твоя удача, Ролло, удвоится, если ты познаешь истинного Создателя.