Герлок завозилась в седле. Эмма перехватила ее поудобнее. Уже слышался запах дыма и лай собак в селении Святой Губерт. Она пришпорила коня. Ее тянуло к людям, к их незатейливой шумной жизни. Она была совсем живая, в ней ничего не было от святой Девы Марии, возвышенной и неземной, какую стремился в ней видеть Видегунд.
Настало второе лето жизни Эммы в Арденнах. Обычные заботы, маленькие радости, постоянная работа. Порой ей начинало казаться, что не было осады Шартра, крещения Нормандии, что никогда она и не помышляла о титуле герцогини Лотарингии. Она жила среди суеверных россказней и посещений служб в монастыре, порой замечала, что сама начинает верить в скрывающихся в чащобах леса великанов, а в безумную ночь праздника солнцестояния удалялась в одну из монастырских келий, читала древние манускрипты, чтобы не думать о шальной любовной вольнице леса, чтобы подавить в себе желание натворить глупостей. Ибо даже в этой череде однообразных дней она не забывала, что по рождению принцесса, и эта непоколебимая уверенность в благородстве собственного происхождения удерживала ее от неосмотрительных поступков. Глупостей ли?.. Она погружалась в чтение скорби Андромахи, чтобы не думать, не сомневаться, не желать.
Однажды, собирая травы, Эмма обнаружила стекающий по уступам скал красивый водопад. На широкой площадке внизу, где водопад переходил в ручей, образовалась тихая заводь за завалом каменистых обломков. Вода здесь была удивительно чистой и теплой.
Эмма ощутила огромное желание окунуться в нее. Нет, не мыться в теплой баньке, а ополоснуться этой чистой горной водой. Она отставила корзину и, заметив, что ее черная овчарка ведет себя спокойно, быстро сбросила одежду. Вода приняла ее, как в объятия. Эмма вытащила шпильки из волос, и они упали в воду тяжелой рыже-оранжевой в ярком солнечном свете гривой, поплыли по воде, как водоросли, сразу потемнев.
Эмма дурачилась в воде, как ребенок, плескалась, порой вставала у скалы под струи ледяной воды водопада. Когда зубы начинали стучать от холода, она прыгала на мелководье, и теплая вода окутывала ее. Нет, решено, завтра она непременно придет в это чудное место с Герлок. Пусть и ее малышка получит удовольствие от купания.
Там, где за завалом камней вода была гладкой как стекло, Эмма, взобравшись на один из валунов, долго разглядывала свое отражение в воде. У нее не было зеркал и если, заплетая волосы, она могла глядеться в кадку с водой, а, оправляя платье, увидеть свое отражение в водах ручья, то посмотреть, какая она вся, она смогла лишь сейчас. Да, после голодной зимы она исхудала и никак не могла вновь набрать вес. Но грудь ее оставалась все такой же полной и подымалась почти что вызывающе. Белая, круглая, как у юной девушки, она была бы очень красивой, если бы не алый рубец шрама между ее нежных полушарий. Эмма даже расстроилась, видя, как сильно он заметен и почти не посветлел со временем. Но ее ноги оставались все такими же длинными, стройными, легкими и крепкими одновременно, хотя бедра несколько раздались вширь после вторых родов. Теперь она даже вынуждена была отказаться от опояски, такой вызывающий вид у нее становился, когда на фоне округлых бедер подчеркивался тонкий изгиб талии. Эмма носила грубые прямые туники, чтобы не слышать за спиной восхищенных мужских перешептываний, не видеть горящего блеска в их глазах. А вот сзади на бедрах и ягодицах все еще оставались белесые шрамы жестокой страсти Леонтия. Эмма огорчилась, увидев, как они заметны. Шрамы украшают лишь мужчину, для женщины они – след перенесенных унижений. Господи, не дай ее маленькой дочурке изведать все, через что прошла ее мать!
Черная овчарка вдруг вскочила, вздыбила шерсть. Эмма тотчас соскочила с камня, кинулась к одежде, торопливо оделась. Нет, ее Дала, как звали собаку, по-прежнему спокойно лежит на траве, высунув красный язык. Эмма, склонившись, застегнула ремешки сандалий и стала сушить на солнце волосы, расчесывая их рукой.
Она еще не собиралась уходить. Весь склон по бокам от водопада пестрел травами, и она стала собирать их. Здесь были целые заросли мать-и-мачехи, мяты, спорыша, медвежьего уха. Эмма опустилась прямо на траву, положила на колени сорванные цветы и стала перебирать их, укладывая в корзину.
Было удивительно тихо, только в траве трещали кузнечики да шумела, сбегая по уступам, вода. Где-то рядом вспорхнула птица, пролетела бесшумно и, опустившись на камень, стала пить, запрокидывая головку. Эмма сидела умиротворенная и расслабленная, наслаждалась этой тишиной. Ее распущенные волосы просохли, и ей стало жарко под ними.
Дала вдруг подняла голову и в следующий миг, вскочив, кинулась в лес. Эмме было так хорошо и покойно, что она не придала этому значения и продолжала перебирать цветы, решив, что ее собака учуяла какую-то зверюшку. Однако вскоре громкий лай собаки перешел в ласковое поскуливание, и из-за темных стволов елей внизу показался Тьерри.
Пока он поднимался по склону, дурачась с собакой, Эмма наблюдала за ними, заслонясь рукой от солнца. Тьерри, по обыкновению отлынивая от работы, ушел в лес. За плечом его висел лук, но колчаны наполнены стрелами, и было ясно, что он не очень-то утруждал себя, выслеживая зверя. Эмма вдруг ощутила нежный трепет в груди. Сейчас, играя с собакой и по-мальчишески смеясь, Тьерри был так хорош собой!.. Его смоляные волосы растрепались и легкомысленными прядями спадали на светлые глаза. Он загорел, и белозубая улыбка казалась еще ослепительнее на смуглом лице. Одет он был просто: в тунику из домотканого сукна и просторные штаны из той же материи, стянутые в щиколотках переплетенными ремнями. Талию его обвивал ремешок кожаного плетения, и почти до него туника была расшнурована, открывая крепкую мускулистую грудь.
У Эммы вдруг забилось сердце. Захотелось коснуться ладонью этих твердых мышц, ощутить их тепло. Она поспешно отвернулась, боясь, что выдаст себя. Но Тьерри беспечно разлегся рядом на траве, болтая без умолку. В селении монастыря сейчас самая сенокосная страда, а он еще до рассвета улизнул в лес с луком. Дичь ему, как всегда, не попалась. Да, неважный из него охотник. Зато он встретил ее, а это получше, чем вспугнуть стадо оленей или подстрелить перепела. И где – возле самого водопада Лесных Эльфов, как называют это место местные жители. Говорят, утром и вечером в брызгах воды здесь можно увидеть танцующие силуэты маленьких хозяев леса.
– Замолчи, Тьерри! Разве можно поминать в такой глуши лесные божества?
– А где их еще поминать? Уж не в церкви ли?
Эмма окинула взглядом лес. Было тихо, пахло нагретой солнцем хвоей, но порой она не могла отделаться от ощущения, что из сумрака под елями за ней кто-то наблюдает. Глупости! Вон Дала лежит спокойно, да и чего ей опасаться, если рядом Тьерри? Сильный, отчаянный Тьерри. Она окинула взглядом всю его крепкую, ладную фигуру, сильные плечи, взглянула в живые блестящие глаза.
А он вдруг подсел ближе, взял в руку одну из ее распушившихся после купания прядей.
– Сдается мне, приди я немного раньше, мог бы увидеть не эльфов, а русалку, прекрасную нагую русалку, плескавшуюся в воде.
Она, смеясь, оттолкнула юношу.
– Ты бесстыжий. Мне следует благодарить лесных духов, что они так долго кружили тебя по лесу и дали мне возможность побыть одной.